[Бендерский журналист]

Быль-история с добрым попутчиком по имени Юрий.
Всегда, когда приходит 12 апреля - День космонавтики, я вспоминаю 1959 год. Тогда мы с женой ехали поездом «Хабаровск - Москва» из Иркутска в Москву. В Новосибирске, вместо выбывших пассажиров, в наше купе вошли новые: он среднего роста в форме военного лётчика, лейтенант, она черноволосая и черноглазая. Молодые люди, вроде нас, обаятельные. Оставив багаж, они вышли на перрон и до отхода поезда разговаривали там с провожающими.
Когда поезд тронулся, они вернулись в купе, и всё ещё оживленно разговаривая, сели напротив. Наконец, обратив на нас внимание, мужчина сказал: «Меня зовут Юрий, а это моя супруга - Валентина. А как ваши имена?».
Я ответил, что мою супругу зовут Инесса, а я Валентин. На это он рассмеялся и хлопнул себя ладонями по коленям: «В одном купе двое Валентин! Это добрый знак!». Валентина тоже улыбнулась, но сказала укоризненно: «Юра...». Тем временем я незаметно их разглядывал. Новый попутчик был типичным русским парнем, темно-русые зачёсанные назад волосы, большой лоб, открытое улыбчивое румяное лицо, с голубинкой - глаза. Небольшая, но крепкая фигура его, казалось, сбита из одной энергии.
Он ни секунды не сидел спокойно: разговаривая, всё время двигался, клал ногу на ногу и тут же её убирал, взмахивал руками, шевелил плечами, то обнимал жену, то от неё отстранялся. И всё время добродушно улыбался! Казалось, что улыбка - это его нормальное состояние, и что не улыбаться он просто не может. «Хороший парень, свойский», - подумал я.
Жена его, напротив, была сдержанной, рассудительно кроткой и очень женственной. Говорила она не много и не громко. Я сразу уловил в её речи какую-то особенность. И вскоре понял в чём дело, почти каждая фраза оканчивалась у неё словом «Юра». Примерно, так: «Нет, Юра... Ну что ты, Юра... Да, Юра... Ну не надо, Юра!» И этот «Юра», и нежный взгляд её темных глаз, устремлённых на него, красноречиво говорили о большой любви.
Он оглядел мой форменный техникумовский китель и сказал: "Я, как вы уже, наверное, догадались, военный лётчик. А что значит ваша униформа?" Он близко ко мне наклонился, внимательно оглядывая мое лицо голубоватыми глазами, и, улыбаясь, ждал ответа. На тот момент, четыре года назад, я окончил Норильский горно-металлургический техникум и берёг горняцкую техникумовскую форму, одевал только по праздникам и на какие-то торжества. Я гордился ею. Но сейчас, глядя на блестящий китель моего попутчика с золотыми погонами и со множеством значков, мне вдруг стало неловко за свою скромную "униформу", и я смущенно молчал.
Поняв моё состояние, он дружески хлопнул меня по плечу и спросил: "Наверное, техникум, да? А какой?"
Смущение моё стало проходить и я вкратце рассказал ему о себе, что я - годный электромеханик,
"Ага, значит, ты - Норильский горняк-механик!", почему то обрадовался мужчина, игнорируя во мне электромеханика. Но я возражать не стал. Его интеллект уже начинал на меня действовать... Так и пошло. Незаметно мы перешли с ним на ТЫ, и я многое ему рассказал о себе. Наконец, я спросил его, как служится, как латается.
Но тут он неожиданно воскликнул: "Э-э нет, горняк-механик! Я человек государственный и нахожусь при таких делах, о которых не только говорить, но даже и думать при посторонних мне не положено!". Он обескуражено покачал головой, а Валентина протянула в голосе с укоризной: "Юра-а...".
На остановках попутчик обязательно выбегал из вагона, возвращался с газетами и со съестным. Газеты он потом, лёжа на верхней попке, прочитывал "от корки до корки", а съестным нас угощала Валентина. Обедать и ужинать они ходили в вагон-ресторан, а после вечернего чая, что подавали проводники, сразу же улеглись спать. Ночью им было выходить. Улеглись отдыхать и мы. Но я долго не мог уснуть, переполненный впечатлениями от новых знакомых. А вот Юрий заснул почти мгновенно и спал тихо, Казалось, даже не дышал...
Проснулся я от бьющего в глаза света. По купе тихо двигались Юрий и Валентина, собираясь к выходу. Я глянул на часы. Была половина четвёртого ночи. Юрий это заметил, улыбнулся: "Извини, горняк-механик, разбудили тебя. Вот выходим".
Пришёл проводник, отдал им билеты и предупредил, чтоб не мешкали, ибо поезд стоит всего две минуты. Они сидели рядышком, притихшие, одетые и готовые к выходу. Наконец, Юрий обеими ладонями хлопнул себя по коленям: "Ну что, пошли, Васюша...". Она молча поднялась, взяла сумки и вышла в коридор. А Юрий подошёл, тронул меня за плечо: "Не спишь? Давай твою электрическую руку, горняк-механик", - и протянул мне свою - ладонью кверху. Я приподнялся, сел на своей верхней полке и, насколько смог, крепко пожал его руку.
Юрий, пожимая мою, сказал: "Желаю тебе как можно глубже зарыться в свои полезные ископаемые, и как можно больше выдать их "на-гора!".
"А тебе, Юрий, летать быстрее всех и выше всех!" - в свою очередь пожелал ему я.
Он как-то по-особому проникновенно и трогательно сказал "Спасибо", ещё раз крепко пожал мне руку и загадочно произнёс: "Следи за прессой, горняк-механик, может ещё услышишь про Юрку-лётчика...".
Подхватив шинель и чемодан, добрый попутчик двинулся к выходу из купе, но в дверях обернулся, опустил чемодан и, вскинув правую руку по-фиделькастровски, пожелал негромко: "Будь здоров, горняк-механик!". Он щёлкнул выключатель, вслед за ним прошуршала закрывающаяся дверь купе. Стало темно и тихо...
52 вода минуло с тех пор, а я помню всё, словно это было вчера. Сожалею только, что между нами не были названы фамилии. Тем не менее, я твердо уверен и навсегда запомнил его неповторимый облик, светлую улыбку-это были Гагарины - Юрий и Валентина. И я благодарен своей судьбе за то, что она, пусть случайно, но пересекла наши с Юрием жизненные пути, и что я имел счастье 36 часов находиться в обществе, пусть еще не прославленного, но уже почти готового к своему великому космическому подвигу - Юрия Алексеевича Гагарина. И до смертного часа не забыть мне его прощального напутствия: «БУДЬ ЗДОРОВ, ГОРНЯК-МЕХА-НИК».
Валентин Павлович ХЛЫСТОВ, горный электромеханик, ныне пенсионер.