[Elenn]

Ко Дню великой Победы мы предлагаем вашему вниманию интересные, душераздирающие воспоминания женщин-ветеранов, которые приняли участие в боевых действиях и наряду с мужчинами были готовы отправиться в бой.

Вечная память и слава!

Фронтовые девчата

«Ехали много суток… Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам — кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них… Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло — я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала...»

«Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. „Не ходи, убьют, — не пускали меня бойцы, — видишь, уже светает“. Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: „Заслуживает награды“. В девятнадцать лет у меня была медаль „За отвагу“. В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее — и не верю. Дите!»

«У меня было ночное дежурство… Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан… Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет… Не дотянет до утра… Спрашиваю его: „Ну, как? Чем тебе помочь?“ Никогда не забуду… Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: „Расстегни халат… Покажи мне свою грудь… Я давно не видел жену...“ Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице...»

«И когда он появился третий раз, это же одно мгновенье — то появится, то скроется, — я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. Какой-то страх… Ко мне иногда во сне и сейчас возвращается это ощущение… После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко… И внутри у меня что-то противится… Что-то не дает, не могу решиться. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок… Не сразу у нас получилось. Не женское это дело — ненавидеть и убивать. Не наше… Надо было себя убеждать. Уговаривать...»

«И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Я вам сейчас расскажу… Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет — это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием — медаль „За боевые заслуги“, за спасение двадцати пяти человек — орден Красной Звезды, за спасение сорока — орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти — орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль...»

«Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: „Полк, под знамя! На колени!“, все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела „куриной слепотой“, это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души...»

«Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы — вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: „Кто вы? Откуда?“ Подошла ближе, ахнула и говорит: „Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет“. Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: „Скорей! Быстрей!“ И опять — »Скорей! Быстрей!" Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь".

«Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила… Я подросла на десять сантиметров...»

«Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне — пятнадцать лет, а сестре — четырнадцать. Он говорил: „Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек...“ Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт...»

«У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал...»

«Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте...»

«Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
— Дайте мне конфет.
Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое — карточки, что такое — блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: „Когда я дорасту до этой винтовки?“ И все вдруг стали просить, вся очередь:
— Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.
И мне дали».

«И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:
— Меня ранило…
В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:
— Куда ранило?
— Не знаю куда… Но кровь…
Мне он, как отец, все рассказал… Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься — зубы скрипят. Вспоминаешь — где ты? Там или здесь?»

«Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я — тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы — понимаете?»

«Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый — старший лейтенант Белов, мой последний раненый — Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов — балетный вес. Сейчас уже не верится...»

«Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: „Старшина за бортом!“ Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась…

»Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: «Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь». Брат на фронте погиб. Она плакала: «Одинаково теперь — рожай девочек или мальчиков».

«А я другое скажу… Самое страшное для меня на войне — носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года… Перешли советскую границу… Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и… И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а… Ну, понятно… Мы увидели нормальное женское белье… Почему не смеешься? Плачешь… Ну, почему?»

«В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью „За боевые заслуги“ и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет — орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: „А за что ты получила свои медали?“ или „А была ли ты в бою?“ Пристают с шуточками: „А пули пробивают броню танка?“ Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила — Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: „Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел...“

Замаскировались. Сидим. Ждем ночи, чтобы все-таки сделать попытку прорваться. И лейтенант Миша Т., комбат был ранен, и он выполнял обязанности комбата, лет ему было двадцать, стал вспоминать, как он любил танцевать, играть на гитаре. Потом спрашивает:
— Ты хоть пробовала?
— Чего? Что пробовала? — А есть хотелось страшно.
— Не чего, а кого… Бабу!
А до войны пирожные такие были. С таким названием.
— Не-е-ет…
— И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь… Убьют нас ночью…
— Да пошел ты, дурак! — До меня дошло, о чем он.
Умирали за жизнь, еще не зная, что такое жизнь. Обо всем еще только в книгах читали. Я кино про любовь любила..."

«Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят — это какие-то доли секунды… Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы… Нес и целовал… Было нас пять, конаковских девчонок… А одна я вернулась к маме...»

«Был организован Отдельный отряд дымомаскировки, которым командовал бывший командир дивизиона торпедных катеров капитан-лейтенант Александр Богданов. Девушки, в основном, со средне-техническим образованием или после первых курсов института. Наша задача — уберечь корабли, прикрывать их дымом. Начнется обстрел, моряки ждут: „Скорей бы девчата дым повесили. С ним поспокойнее“. Выезжали на машинах со специальной смесью, а все в это время прятались в бомбоубежище. Мы же, как говорится, вызывали огонь на себя. Немцы ведь били по этой дымовой завесе...»

«Перевязываю танкиста… Бой идет, грохот. Он спрашивает: „Девушка, как вас зовут?“ Даже комплимент какой-то. Мне так странно было произносить в этом грохоте, в этом ужасе свое имя — Оля».

«И вот я командир орудия. И, значит, меня — в тысяча триста пятьдесят седьмой зенитный полк. Первое время из носа и ушей кровь шла, расстройство желудка наступало полное… Горло пересыхало до рвоты… Ночью еще не так страшно, а днем очень страшно. Кажется, что самолет прямо на тебя летит, именно на твое орудие. На тебя таранит! Это один миг… Сейчас он всю, всю тебя превратит ни во что. Все — конец!»
Еще тут

http://relax.ru/post/70876/

[Elenn]

[Elenn]

http://www.22.taranenko.biz/

Кликните, и помолчите минуту.....

[Баблгам]

Дед никогда не рассказывал про войну (дедуль ну расскажи-ну расскажи) и однажды он рассказал(я уже не просил)-минут пять он говорил не больше..................И через много лет я понял почему фронтовики не любят рассказывать про ТУ ВОЙНУ.........

[Elenn]

Как мой дед на войне бросил курить.
Вспоминаю теперь уже далекие шестидесятые годы. Жили мы на Дальнем Востоке, но когда отпуск у отца выпадал летом ездили на Кубань, погостить к бабушке с дедушкой. Из Амурской области в Краснодарский край на поезде путь не близкий (на самолете уже тогда было дороговато) Семь дней до Москвы, еще день до г. Кропоткина. Но я, в том возрасте, дорогу переносил не то что легко, а даже расстраивался когда эта дорога заканчивалась. В пути я все время проводил у окна. Красоты Сибири, Байкал, Бесконечная тайга скучать не давали. Транссибирская железная дорога проходит почти через всю страну.
Дом-изба в городе Кропоткине, где жили дедушка и бабушка, стоял на пересечении двух улиц. Старая «тютина» (дерево тутовника) рядом с забором создавала уютное место. Вечерами женщины приходили со своими табуретками и пели песни, чуть реже к ним присоединялись мужики и пели стоя. Очень красиво петь, в те времена, люди не стеснялись и делали это совершенно бесплатно. Сейчас такое пение можно услышать от Кубанского казачьего хора, но надо попасть на концерт чтобы услышать вживую. Раз в неделю я, лежа на кровати, прослушивал великолепный концерт народного казачьего хора. Моя кровать стояла возле окна, а от окна до «тютины» было метров пять. Сейчас о таком можно только мечтать.
Дед был на пенсии, хотя выглядел как Илья Муромец только седой. Выращивал виноград. Как правило те кто занимается виноградом делают вино. Дед не исключение, но вино делал по своему способу. Вернее по способу своего фронтового друга-грузина Серго. Серго остался в Германии в братской могиле, а его способ приготовления вина появился на Кубани. Вино дед делал семилетней выдержки. Чтобы сделать такое вино выдержанными должны быть прежде всего люди. Раз в год, в день открытия охоты на перепелов, дед устраивал дегустацию своего вина.
Меня первый раз в жизни взяли на охоту. Я ходил сзади отца и как на футболе болел за него, но перепёлок больше всех настрелял мой дед. Я был очень удивлен дедовым мастерством стрельбы – ни одного промаха ни одного подранка. Когда дед истратил последний патрон, сосед дядя Вова крикнул: «Ну Архипыч! Тыть як усегда!» Другой охотник сказал моему отцу: «А батя твой не стареет. Опять всем нос утер!» На самодельной дедовой удавке болталось 24 перепела. Только на открытии охоты дед позволял себе бить столько дичи. На дегустацию собиралось много народу, а перепел птичка маленькая, но чертовски вкусна.
Вечером собрались друзья-соседи, друзья-фронтовики и друзья-охотники. Кто-то принес свое вино, кто-то принес вино «казенное» для сравнения. Все добытые перепёлки были быстро ощипаны. Когда в процессе приготовления участвуют все, времени на готовку уходит меньше. Я принял активное участие, за что меня все хвалили. Процесс пробы вин начался. Каждое вино было продегустировано по всем правилам и получило свои оценки. После этого официальная церемония плавно перешла в посиделки. Выдержанное вино одерживало победу. Сосед дядя Вова сходил за гармошкой. Меня отправили спать.
Спать не хотелось. Я потихоньку выбрался из окна и спрятался за кустом, послушать «взрослые» частушки. Чтобы себя не обнаружить пришлось давиться со смеху молча. Удалось с трудом. Когда гармонисту потребовался перекур, кто-то сказал: «Архипыч, расскажи ну как ты бросил курить на войне? Мы все начали, а ты бросил. Ты до войны дымил как паровоз, губил свое могучее здоровье ходил желтый и кашлем собак пугал. А с войны пришел как огурец и не куришь». Дед начал отнекиваться: «Да ну вас! я уже вроде-бы рассказывал», но гости настояли на своем. Дед был отменным рассказчиком, в такие моменты он становился центром мироздания. Все затихли и приготовились слушать. Вино, прекрасный Кубанский вечер, большое звездное небо, все требовало откровения. Дед начал.
Далее повествование идет от первого лица
Я, ребята на войну попал в сорок втором по мобилизации. Вас молодых в первую очередь загребли в сорок первом. Мне то уже за тридцать было. Ты вот Федор школу кончил, год себе приписал и на фронт. Так ведь? (Федор начал оправдываться, что сначала попал на курсы артилеристов-наводчиков) Да ладно, все равно на войну. Феденька, а правда что из твоего класса ты один из пацанов живой остался? (Федор кивнул, все немного помолчали)
Я то работал пекарем, ну вы помните. Из пекарни не вылазил печи не остужали. Хлеб получался не очень, но в то время было не до чистки печей. Фронт рядом, армию кормили. Когда фашист на Кубань попёр и стало ясно, что Кропоткин будут оставлять, вот тогда меня мобилизовали и сразу на пекарню в полк. Месяц фрица не видел, не считая нескольких пленных, что разведчики добыли. Я хлеб пеку, а фриц по мне из пушек бьет. Он бьет, а я не могу у меня нет пушки и руки в тесте. Тут и полевая кухня рядом, на ней работали старики да один пацан полуслепой. Щуплый, сутулый, ну не боец вобщем. В очках конец струи видел когда писал, а дальше струи ни фига. Один раз шарахнул снаряд прямо рядом с кухней. Старому Тимофею ногу оторвало, а Щуплому осколки от очков прямо в глаза. И так ничего не видел, а тут вообще глаза вытекли.
Выбрал момент и пожаловался я командиру полка, ну почему я здоровый мужик у печки стою? Я ведь кабану на сто шагов с бердана пулю за ухо клал. Командир удивился. Он думал, что я пекарь и все, а тут еще и охотник. На следующий день я уже в батальоне у Агеева (здесь фамилия вымышленная, просто не помню) Выдали «мосинку» с оптическим прицелом (дед поднялся и пошел в дом. Мое отсутствие он не заметил. Из дома дед принес оптический прицел). Вот с ним войну и прошел. Прятаться я еще на охоте научился. Винтовочка попалась мне что надо. К прицелу быстро приспособился. Вот и началась настоящая охота, я на фрицев, фрицы на меня. Один раз я слишком обнаглел (дед пальцем показал шрам на голове) зацепили гады. Да ерунда, шкурку с волосами выдрали вот и всё. Подчинялся я тогда только комбату. Командиры рот по очереди выпрашивали меня на свои позиции. В атаку комбат меня не пускал, как никак один снайпер на всю деревню. Да и в атаку тогда почти не ходили, дорого они обходились. Командир полка был старым, еще при царе какую-то академию закончил. Был генералом, а после тюряги стал майором. Людей берег как мог. Ну в общем отобьем несколько атак фрицев и отступать.
Осенью у нас затишье началось. Фашист севернее нас на Сталинград пёр. Наш полк стоял на каком то направлении, только это направление похоже фрицам не очень то нужно было. Они сидятна месте, и мы никуда. Да и наш полк только считался полком. В боях народу побило много, а пополнения быстро иссякали. Особенно молодые неопытные, в первом бою либо в гроб, либо в медсанбат. На самом деле в полку народу на батальон не хватало. В общем тишина и покой. Так, постреливали друг по другу. Разведчиков наших забрали куда-то. Знали только что немец впереди, а сколько его и что там у него не знали ни хрена. Хотели сами разведку учинить, но ночью туман в окопе заблудишься, днем в степи не пролезешь видать всё. Так и прошло больше половины зимы.
Пришло радостное известие, что фрицев в Сталинграде окружили и добивают. Вот тут и пришел приказ - выбить немца с ближайших позиций. Артиллерии нет. Самолетов уже два месяца не видали. Ветер с моря дует. Погода то дождь, то снег между туманами, какие там самолеты. Решил командир атаковать рано утром. В самый туман тихо без криков. Народ для атаки собрали весь. Всех кто мог держать оружие, поваров, санитаров, водителей, связистов, всех снайперов то есть меня. «Мосинку» мою любимую винтовочку отняли, унесли в штаб, выдали ППШ (автомат) Ночь не спал как ни как утром в атаку, а я не разу в нее не ходил. Страху натерпелся, ведь видел когда наши в атаку ходили, как немец наших ребятушек бьёт, да и немцев сам лупил без промаха, когда они атаковали. Обкурился до зеленого цвета. Вы ребята, кто не воевал, не верьте там разным пи…нам, что на войне не страшно. Страшно было всю войну. Даже в госпиталях. И когда с разведчиками за линию фронта ходил кокнуть какого-то важного генерала, а потом ноги уносили и двух ребят оставили, очень была страшно. В мае сорок пятого думал, ну слава богу! Выжил. Думал, сейчас демобилизуют и домой. Фигушки. В Германии нас долго держали, а потом в эшелон с оружием погрузили. Сколько дней ехали не помню, а оказались мы хрен знает где. Только перед нами теперь не фрицы, а япошки. Опять война, опять страшно.
(В это время кто-то за столом спросил: «Архипыч, а как ты япошек стрелял, они же маленькие?» За деда ответил дядя Вова: «Да як сегодни перепелов, они иш-шо меньше» За столом раздался громкий смех. Все немного расслабились, но потом лица стали серьезные. Дед рассказ продолжил)
Ну, значит атака. Утром тихо пошли на немца. Туман непроглядный. Идем тихо цепью, ну как зайцов стрелять. Только зайцы сидят в окопах в касках с автоматами и злые как собаки, весть о Сталинграде до них дошла уже. Природа вроде бы за нас, фрицу не видно ничего. За нас, но не вся. Мокрый снег на раскисшей глине под сапогами так и хлюпает. Кто-то из наших нарывается на фрицевский окоп, раздаются выстрелы и хлопки гранат. Тут же раздается команда: «Вперед!»
Я рванулся вперед. Не видно ни хрена, вот я в окоп фашистский и провалился. Ударился, упал автоматом и мордой прямо в грязь. Больно, но зевать некогда. Приклад у ППШ отломился, остался кусок острой деревяшки, но стрелять можно. Левый глаз залеплен глиной, но правый видит, что фриц в каске поворачивает свой автомат в мою сторону. Все происходит как в замедленном кино. Медленно стреляю, мой автомат делает один выстрел. Фриц медленно падает. С другой стороны немец в фуражке, офицер оказался, направляет автомат на меня. Жму на спуск, мой ППШ молчит заклинило от грязи. У фрица автомат щелкнул и не выстрелил. Судорожно, но медленно он передергивает затвор. Я медленно беру свой автомат руками задом наперед. У фрица оружие щелкнуло, но опять не стрельнуло. У него трясутся руки, он пытается заменить «магазин» И тут я его, по фуражке, со всей что было дури, ХРЯСЬ! Вся сила на удар и ушла. Выдернуть автомат, точнее все что от автомата осталось из его башки не получилось. Тут еще с него потекло бурым цветом. Мне хреново так никогда не было, я по стеночке окопа и сел прямо в лужу.
Слышу кто-то ко мне бежит по окопу, а взгляд от фрица оторвать не могу. Голос комбата: «Ну, … твою мать, был один снайпер и тому п...дец» Так я плохо выглядел в тот момент. Немцев оказалось мало, да и атаку нашу они прозевали. К тому времени выстрелы прекратились. Драпающих фрицев никто не преследовал, попробуй в такой туман преследовать? Да и задачу полк с успехом выполнил. Еле еле выговорил: «Командир, живой я» Командир: «Ранен?» Я: «Нет, только ушибся сильно» «Так какого х…, ты тут расселся» Потом улыбнулся, протянул раскуренную папиросу. Я затянулся. В это время комбат выдернул из башки у фрица мой автомат. У фрица задергалась рука с магазином. Магазином в котором моя смерть осталась. Да из башки его как хлынет… (деда передернуло и он аж поперхнулся рассказывая) Меня мгновенно стошнило. Комбат хлопал меня по спине и ласково издевался: «Это тебе не через прицел гансов шлепать. Тута тебе не тир. Ну что, сбылась мечта? Сходил в атаку? Гриша! Больше в атаку не пойдешь!» Хотелось послать комбата на …. Сказать, что и не мечтал в атаку ходить. Что в этой ё…й атаке чуть не обделался. НО, вместо слов из меня только хрип и стоны. Командир, после этой атаки, представил меня к медали «За отвагу» Только в той атаке страх до усёру, да желание выжить. Вот и вся отвага.
Представляете, за войну так и не ходил больше в атаку. Курить пытался, но все время рвало меня с табака. Через Сиваш наш батальон снаряды таскал. Туда несешь два снаряда по пояс в холодной воде. Назад опять в воду. Снова два снаряда. Две ходки сделал и упал от холоду. Думал, что хозяйство себе вместе с ногами отморозил. Ни хрена. Ноги на месте, и хозяйство между ними в полном здравии. Получилось так, всё что морозил оказалось здоровым. А вот выше. Короче воспаление легких, ну какое тут курево. Почти весь батальон в госпиталь попал. Пятнадцать человек померло. В похоронках им написали: «УМЕР» б…. Комбат, он тоже в госпиталь попал, скандал такой учинил. Чуть в штрафбат не отправили, а правды добился. Переправили похоронки: «Погиб при исполнении»
В сорок пятом шлепнул немецкого снайпера. Сразу заметил, что снайпер их ведет себя как полудурок. Винтовку из укрытия высовывает, прицелом блестит. Думаю, или пьяный или с ума сошел. Ну я его и …. Когда подошел к нему оказалось, лежит возле винтовки, в немецкой форме белобрысый пацаненок «гитлерюгент» хренов с дыркой в башке. Такой каменюка на душе повис, что попробовал закурить. Вырвало как и тогда. Так не курю больше и вам не советую. Наливайте ребята. Будь проклята эта война! Давайте выпьем, что б её никакая сука больше не развязала. Ну, кто? Кто мне теперь этот камень с души снимет! Бога демобилизовали! Нового не назначили! Куда идти? Люди!

Последние слова дед не говорил, а кричал во хмелю. Дядя Федор вскочил с табуретки и обнял деда: «Архипыч! Родной успокойся! Не только тебе – всем до сих пор от этой войны хреново. Давай лучше выпьем, налито уже. Все выпили не чокаясь. Дальше снова заиграла гармошка. Песни пошли военные серьезные. Я почувствовал что мое тело затекло. Через окно вернулся на свою кровать. Уснуть долго не мог. Перед глазами – страшные картины из дедова рассказа. Я, в то время, был тоже белобрысым пацаненком. Но потом вспомнил как на охоту ходили и успокоился. Теперь я знал, почему дед ни разу не промазал.
Плугарев С.Ю.

[Алика]

************
-------- Добавлено в 12:05 -------- Предыдущее было в 12:00 --------
С Днем Победы!

[PMR]

Всех с праздником! Поздравляю!
Как жаль что так мало участников 2 ВОВ осталось...
Вечная им память и слава!

[Elenn]

Если б за каждого погибшего во второй мировой войне объявили минуту молчания-МИР МОЛЧАЛ Бы 50 ЛЕТ...

[dkonstantin7]

С днём Победы!

Давайте все бороться за то, чтобы ужасы войны не повторились!

Видео на

https://youtu.be/ далее -

[DVA]

the-image.livejournal.com/2098.html

[Крошка_Цахес]

https://www.youtu.be/watch?v=3CP

9 Мая. Воинский мемориал с.Гыртоп.

[Andrei Sholdea]

В Украине празднуют 9 мая примерно так же как будут праздновать вскоре и в Молдове.

https://www.youtu.be/watch?v=v6I

[Алик]

о как разыгрались)

[PMR]

Классный флэш ролик, наглядно показана вся история войны с фашистами.
pobediteli.ru/flash.html

[СтрахаНет]

-------- Добавлено в 09:17 -------- Предыдущее было в 09:09 --------
Американцы в одиночку победили нацистов благодаря плохому образованию

Американцы зачастую считают, что США «в одиночку спасли мир» во Второй мировой войне, и не знают об огромном вкладе СССР в эту победу, пишет Washington Times. Как отмечает издание, причина этого заключается в том, что в американских школах «недостаточно хорошо» преподают историю.

Продолжение http://cont.ws/post/86548

[Elenn]

[roma48]

С Днём Победы! С Праздником!
Боюсь, что война не окончена. До сих пор проявляют себя всякие выродки, родства не помнящие. Бойтесь, гады! Расплата будет. Правда, фличка?

[hoper]

Elenn писал (а)

Ко Дню великой Победы мы предлагаем вашему вниманию интересные, душераздирающие воспоминания женщин-ветеранов, которые приняли участие в боевых действиях и наряду с мужчинами были готовы отправиться в бой.

У меня в близкой родне тоже две женщины были на фронте,одна из них сегодня пройдёт по Красной площади в качестве участницы "бессмертного полка" (на фото).

[СтрахаНет]

Дорогие форумчане,поздравляю с Днем Великой Победы!

Мирного неба Вам и Вашим близким!

Уррраааааа!!!![