[PMR]

Впервые за все эти месяцы оба услыхали:
— Я приказываю... приказываю,— яростно кричал Кулишенко.
Теперь отчетливее, чем когда-либо, Кулишенко представлял себе карту этих мест и жил одной мыслью. Еще несколько десятков километров, и он может посадить машину на воды Янцзы.

Наконец показались крыши. Он знал: это город Ваньсян.
Машина покачнулась, готовая упасть на городские кварталы. Рука отказывалась подчиняться, но сверхче-ловеческим. усилием он повернул штурвал, залитый кровью.
Еще секунда, и он увидит гористый берег и широкую реку.
Спланировав, Кулишенко почувствовал, как машина коснулась воды, и услышал сильный рев моторов над Янцзы.
У него еще хватило сил выбраться из кабины, и последнее, что дошло до его угасающего сознания, была родная эскадрилья, боевые друзья, которые на бреющем полете продолжали кружить над его головой.

На пристани в это время было много народу. Высыпали сотни обитателей сампанов, которым лодки служат жилищем.
Люди на берегу понимали, что произошло. Потом их глазам предстал богатырь в кожанке и унтах, который, обливаясь кровью, выползал на плоскость самолета. . Они догадывались, кто он, и многие бросились на помощь. Дорогу им преградили гоминдановские офицеры. Угрожая пистолетами, они приказали лодочникам, уже столкнувшим в воду джонки, вернуться.

Плач стоял над берегом, и вместе с женщинами рыдали кули, лодочники, рыбаки. 

Две джонки под пулями прорвались на середину реки, и ваньсянские матросы Сюй и Ян подобрали летчика, но, когда привезли его на берег, Кулишенко был уже мертв.
А на пристани свирепствовали гоминдановцы. Многих ваньсянцев побили за симпатию к советским добровольцам. Матросов Сюй и Яна прямо с берега потащили в тюрьму.
Верные люди сумели спрятать тело летчика. Они захоронили Кули-шена на высокой горе. Тейбхэй.