[PMR]

Жизнь леса заключает в себе нечто величественное. Дышишь воздухом, который заставляет кровь быстрее бежать по жилам, видишь вокруг исполинские деревья и чувствуешь себя таким же сильным, как они; о людях забываешь, и чу-
дится, что ты единственный человек на земле: чувство мощи, свободы и величия переполняет твое сердце.

Если в эти минуты восторгов вспомнится тебе город с ветхими его строениями, эти каменные гробы, этот спертый болезнетворный воздух, этот скрип колес и шарканье подошв, эти пошлые мелочные свары, союзы и интриги, ты улыбнешься с презрением превосходства.

Поэтическая прелесть леса в сравнении с безвкусной прозой городского быта вызывает неодолимое желание запеть. Тут воображение обретает свою изначальную родину, тут рождаются сладкие и страшные видения, феи и драконы, зловещие духи тьмы и добрые милые цветы; душа забывает свои горести, и губы сами выговаривают первые слова дойны.

Здесь-то незадолго перед закатом и спешились наши герои. Миху пустился вприпрыжку бегать среди кустов, а Йоргу задумчиво остановился на поляне и замурлыкал старинную балладу:

Под седым лесным шатром
Не заря ль горит костром?
Не костер горит зарей —

Головешки под золой.
Но сидят богатыри
У костра в огне зари.

Что костер, что зарево,
Что питье, что жарево.

Любо молодцам гулять.
Любо полымю играть...

Увидев, что Миху скрылся в кустарнике, Йоргу стряхнул с себя лирическое оцепенение, поставил на землю баклажку с водой, положил рядом два белых хлеба, взятых, как мы помним, по приказу Луки, вскочил на коня и исчез.

Миху остался в одиночестве.

— Дядя! Дядя! Дяденька! —кричал он.

Но звуки его голоса терялись вдали, потом замерло и само эхо. Ответа не было.

Мальчик был достаточно умен, чтобы понять, в какую беду он попал.

«О дядюшка Лука, жестоко ты расплатился со мной!»

Подступили сумерки, черные ночные тени поплыли по траве, и уже деревья казались жуткими призраками, качавшими седыми головами, когда ветер нашептывал им таинственные свои речи на неведомом языке.

Миху припомнил рассказы о волках.