[PMR]

На драгоценном эбеновом ложе покоился Штефан Великий, бледный, ослабевший, с запавшими глазами, в глубине которых еще мерцал огонь, напоминающий золотой блеск заходящего солнца. Перед ним стоял на коленях, спрятав лицо в ладони, молодой Богдан. В головах умирающего сидел на стуле митрополит Феоктист, старец, согбенный годами, который более полувека с честью носил свой пастырский посох. За ним стояли пресвитеры и игумены. Остальная часть помещения была заполнена знатью, о которой поется в народной песне тех времен:

Там бояре и чины,

Властью все облечены,

При оружии богатом,

В одеяньях, шитых златом!

Не спрашивайте: кто плакал в этом печальном и торжественном соборе? Спросите лучше: кто не плакал.

Когда слуги впустили гетмана в опочивальню, Штефан Великий уже принял из рук митрополита святое причастие и, смиренно ожидая минуты, когда ему придется предстать перед господом, отдавал сыну и боярам последние наставления. В его угасающем голосе слышалось нечто пророческое.