[PMR]

Помещение, куда ловчий внес, хитреца Миху, представляло на вид обычную крестьянскую комнату. С одной стороны маленькая дверца вела в чулан, с другой стояли лавки и струганый стол, в углу висел образ святого Мины, изображавший могучего воителя в тот момент, когда он таскает за власы лохматого беса с высунутым языком; перед образом теплилась лампада; наконец, здесь стояла кровать с множеством перин, неоспоримо свидетельствовавших о непорочности тетушки Деспы. Да, да, седовласая девственница пятидесяти лет от роду, с носом, похожим на два носа сразу, с дикорастущей бородкой, с круглыми совиными глазами, на каждом из которых красовалось по бельму... Есть вещи, не подлежащие ни малейшему сомнению; к ним, между прочим, относилась и непорочность тетушки Деспы. Чтобы увериться в ней, довольно было один раз взглянуть колдунье в лицо.

Под столом резвились три черные кошки.

Хозяйка сидела у открытого незарешеченного окна и вяаяла чулок, бросая по временам быстрые взгляды на мутные воды Сучавы. На ней было рваное старое платье фландрского сукна, некогда зеленого, а теперь выцветшего до желтизны; голова ее была непокрыта, ибо, как мы уже заметили, она свято блюла все внешние приметы своего девичества.

— Милости просим,— сказала тетушка Деспа, увидев ловчего Фокшу.— С чем бог принес?

— Здорово живешь, бабушка,— почтительно сказал ловчий.— Допрежь всего хотел я тебя поблагодарить за... ну, знаешь, за что!

— Теперь, стало быть, она тебя любит?

— Сохнет по мне, бабушка!

— Что ж, я рада.

— Твоими молитвами... А нынче пришел я просить тебя, чтобы ты посмотрела этого мальчугана — занедужил.

— Можно... Но побей меня бог, ежели я еще раз переступлю порог вашего дома: слава господу, я немцам не шутиха!

— Так это, матушка, дело такое: потерянного не вернешь.

— Знаю, знаю, теперь каетесь... да ладно уж! Что с мальчишкой стряслось?

— У меня все тело разламывается,— ответил Миху, держась обеими руками за живот.

— Добро, братец Фокша,—сказала старуха.— Придется оставить здесь мальца до завтра.