[Уфо-Раптор]

Одесский марафон

Я еще не дошел до обрывов, как ощутил близость моря. Оно было огромным, шумным и туманным. Не смотря на середину осени, солнце светило во всю, а ветер был скорее свежим, чем холодным. Пробравшись сквозь разрывы в сетке, загораживающей пляжи, и, шурша чистым в этот сезон песком, спустился к воде. Волнение оказалось достаточно бурным, чтоб отказаться от мысли, не замочившись в море целиком, прикоснутся к нему. Тогда я присел на одну из деревянных кушеток, рядами стоявших вдоль пляжа, и огляделся.
Людей почти не было. Какой – то мужик, выгуливающий собаку, пара рыбаков не молу, и девушка, сидящая на такой – же кушетке метрах в пяти от меня. Ощутив в ее взгляде интерес, я решил заговорить.
Мне почему – то казалось, что одесситы настолько привыкли к морю, что оно им уже надоело.
Ну почему же. Разве время, делающее нас старше, делает море хуже, чем в первую нашу с ним встречу.
- Но, судя по количеству народа на берегу, вернее скорей мое предположение.
Она рассмеялась
- Раз уж мы здесь сидим, значит, не все еще потеряно.
-Меня в расчет не берите, я не местный.
-Давай угадаю - на туриста ты не похож, значит, приехал сюда работать.
Я оглядел себя мысленным взором и подумал, что надо было одеть не старый спортивный костюм, а брюки и куртку, сложенные в сумку. Вообще вся эта поездка произошла с бухты-барахты. В Одессу собирался давно, но отсутствие загранпаспорта осложняло дело. Молдавское гражданство брать не хотел, все ждал возможности получить российское. А ехать с кем попало без документов – нет, до такой крайности не доходило.
Но тут подвернулся случай – соседи, Александр и его подруга Наташа, предложили в Одессе работу. Раз уж им удалось устроиться в этом городе, почему бы ни попробовать и мне. Серые будни надоели до чертиков. Да и с деньгами была напряженка.
Предложение поступило слишком стремительно, друг Серега пришел с ним ко мне прямо на занятия, в вечернюю школу: «я завтра отправляюсь, ты едешь со мной». Так что много времени на раздумья не было. Разобравшись с учебой и уволившись из столярной мастерской, я, что называется, махнул не глядя

Кроме меня у «двух столбов» никто не вышел. В свете фонарей я увидел ряды грузовиков, заснувших на краю заасфальтированного кольца дорожной развязки. В центре кольца стояла вышка автоинспекции, под которой крутились ГАИшники. Здесь, уже стоя на чужой земле, я, наконец, в полной мере осознал всю сложность своего положения.
Я был нелегальным трудовым мигрантом. Конечно, у меня был приднестровский паспорт, но с этим документом я не имел права переискать украинскую границу. Хотя он мог пригодиться для удостоверения личности в случае, если бы я все – же попал в милицию. Но это в мои планы не входило.
Пройдя мимо грузовиков, я подошел к тому, где должна была находиться остановка. И действительно, через какое-то время первая маршрутка показалась из-за поворота. Она притормаживала, приближаясь ко мне. Но, увидев, что я не собираюсь садиться, водитель прибавил скорость.
По полученной еще в Тирасполе инструкции я должен был дожидаться Александра на остановке в сторону города.
Попытка найти телефон, чтоб созвониться с ним, не привела к успеху. В закусочной, единственно работавшей в четыре часа ночи, мне в помощи отказали.
Шло время, утро осветило край горизонта на востоке, но за мной так некто и не приехал. Тишину рассвета все чаще стали нарушать проносящиеся в город машины. Остановку начали заполнять люди. С первым, кто разделил со мной ожидание здесь, я разговорился. Мужик тоже приехал на заработки, тоже из Приднестровья и тоже ждал своего работодателя. На мой взгляд, большинство людей, ожидавших свой транспорт в то ранние утро на «двух столбах», были гасторбайторы.
Светало все сильней, и транспорт, идущий в город, слился в один поток. Ожил рынок, на краю которого, как оказалось, я находился.
Забрали моего земляка. Все чаше сменялись люди вокруг. Первое беспокойство ощутил, когда оказалось, что уже восемь часов утра. В течение следующего часа беспокойство усилилось. Около пяти часов, что я простоял на остановке, прошли незаметно. Дальше ждать было абсурдом.
То, что мне удалось разобраться в Наташиных объяснениях, «где находиться их квартира», было просто удачей. Но на звонок в дверь никто не ответил. Пройдя в переговорный пункт, созвонился с Александром и узнал, что он все – же приезжал за мной на «два столба», меня там не нашел и теперь находится на работе. Встретиться может только вечером.
Так у меня оказалась уйма времени, и я решил провести его с шиком. Купил в киоске пачку сигарет, и быстро обдумал план дальнейших действий. Первым делом нужно было позавтракать и умыться, а где это лучше всего сделать, как не на берегу моря.
Узнавая у прохожих нужный маршрут, я шел по тротуарам, переходил трамвайные пути, глазел по сторонам и вообще впитывал в себя весь этот новый мир. Я пытался как можно быстрее обнаружить все сходства и различия между современной Одессой, моим Тирасполем и той Одессой, которую я знал из детских воспоминаний.
И вот теперь сидел на морском берегу, познакомившись с интересной и симпатичной девчонкой, насказывал ей это и многое другое.
Мы легко нашли общий язык. Ее звали Олей, она работала продавщицей и училась заочно в институте, рассказала мне о своей неудачной семейной практике.
А потом я стал описывать ребят, с которыми собирался здесь работать. Она неожиданно заявила: «это не те люди, с которыми стоит иметь дело». Уверенно и прямо сказала: ничего хорошего из моей поездки не выйдет. Вернусь я домой пустой, а может быть, еще и останусь в долгу. Как это так, оставить человека в чужом городе без документов и денег.
В общем, через некоторое время мы уже общались как старые друзья.
Море потемнело, солнце сместилось ближе к западу, ветер стал прохладным. Настало время прощаться. Двери трамвая еще не закрылись за девушкой, я уже сжимал в руке номер ее телефона.
К шести часам вечера с работы пришел Саня. Он был в компании Наташи, уже успевшей приехать из Тирасполя, и годовалого пидбуля. Пса в свое время Наташины родители выставили из дома за плохое поведение, и он теперь (временно) тоже проживал в Одессе. Чуть позже я познакомился и с ребятами, в компании которых мне предстояло теперь жить.

Начнем с самого Александра.
Несколько лет назад это был самый что ни на есть уголовник, уже имевший несколько отсидок и пользовавшийся уважением в Тираспольских криминальных кругах.
Но Наташа, за которой он начал ухаживать, выдвинула требование – или ты расстаешься со своей криминальной деятельностью, или со мной.
После этого Александр стал строителем и добропорядочным гражданином, до самого момента пока не попал под подозрение в ограблении магазина, в ремонте которого принимал непосредственное участие.
Ограбление произошло сразу по окончанию ремонтных работ, и владелец торгового заведения имел все основания подозревать в этом Сашу.
Сумма, потерянная пострадавшим лицом в результате кражи была очень приближена к той, которую он остался должен своим строителям, не пожелав насчитываться полностью.
Уж и не знаю, как оно там было на самом деле, но сразу после сего происшествия Саня оказался в Одессе без денег и документов. Можно только догадываться, с каким большим трудом он добился того положения, которое теперь занимал. Снимал неплохую двухкомнатную квартиру, имел несколько объектов и фальшивый украинский паспорт со своей фотографией.
Вместе с Александром жил его друг и тезка, приехавший в Одессу на помощь оказавшемуся не в самом приятном положении товарищу. И, наконец, с ними работал подсобник Леша, молодой человек, вынужденный бежать из Приднестровья, спасаясь от призыва в армию. До нашего приезда жил здесь и другой парень: тот, будучи наркоманом, умудрился под влиянием своей зависимости натворить столько дел в Тирасполе, что теперь ему приходилось скрываться в Одессе и от милиции, и от своих многочисленных «кредиторов». Об этом человеке ребята отзывались не слишком хорошо и очень быстро «депортировали» назад в Тирасполь. Сама квартира, как я уже говорил, была двухкомнатная, и маленькую комнату в ней занимали Саня, (он же наш бригадир), вместе с Наташей, периодический уезжавшей в Тирасполь за продуктами и деньгами. В большой - же комнате жили все остальные рабочие. Сразу после нашего заселения возникла маленькая проблема – в нашей комнате из мягкой мебели была только кровать «малютка», на которой (как мне кажется, безо всякого удобства), уже размещались двое человек. Поэтому мы же с Серегой расстелили себе на полу матрасы. Мы шли вдоль забора, за которым уже во всю гремела стройка. Добротные деревянные леса частично укрывали красивое десятиэтажное здание, строительство которого было начато десять лет назад. Тогда был выгнан железобетонный каркас его, а затем работу приостановили.
Из-за неустойчивости грунта в центре старой Одессы высотных домов не возводили. Стены из соломы, досок и вымазанной глиной дранки были достаточно легкими, чтоб поднять здания максимум до шестого этажа, не больше. Так было до тех пор, пока не появилось монолито–бетонное строительство. Цельные плиты перекрытия этажей держалась на колоннадах опорных столбов, стены же возводились из пенобетона. Такая технология давала возможность здесь поднять легкую и прочную конструкцию значительно выше шестого этажа.
Возможно, руководство стройки вовремя «не дало кому надо», а может, это произошло по причине извечного чиновничьего страха перед всем новым: какие то архитектурные комиссии решили, что после сдачи объект к эксплуатации пригоден не будет, и строительство приостановили на долгие годы.
Возобновила работы уже другая, крупная фирма, в надежде хорошенько нажиться на дешевой рабочей силе и возросших ценах на квадратные метры элитного жилья.
Несмотря на свой непривычный для центра Одессы «рост», здание идеально вписывалось в окружающую архитектуру 19го века. Размытую дождем охру старой Одессы здесь заменили четкими графическими линиями, не потеряв главной сути их предназначения - подчеркивать респектабельность обстановки. Нашим рабочим местом оказалась стена на двух верхних этажах. Здесь нас уже ждали трое мастеров: Жора, высококлассный (как он себя зарекомендовал) специалист, с серьезным лицом и поэтому бригадир. А так – же; Виталик, полноватый мужик со странной смесью недовольства, неуверенности и даже страха на физиономии (причину мы со временем поняли). И Нос (это прозвище): ничего определенного по поводу данного индивидуума сказать не могу, поскольку тот день был последним, когда кто - либо видел его на этом строительстве.
Сразу после знакомства на Жорином лице появилась улыбка. Он объявил, что сегодня знаменательный день – получка первого аванса, и не отпраздновать такое дело нельзя. Правда, начальство, прежде чем выдать аванс решило все – же проверить то, за что собиралось платить, и обнаружило немало изъянов, которые предложил исправить сегодня же.
Но работа не клеилась. Может быть, в этом была виновата ухудшившаяся погода. Может быть, не вовремя выданный аванс (опытное руководство знает, что это лучше всего производить оплату перед выходными), не знаю. Улыбка не сходила с Жориного лица, а Виталик, внезапно посерьезнев, принялся ходить из угла в угол, что - то там озабоченно передвигая с места на место. Было явно видно, что «на фасад» они вылезать сегодня не собираться. Тогда мы с Серегой, замешав по ведру шпаклевки, без них решили приняться за труд. И сразу – же, как только я попытался встать на леса, понял, какое здесь отношение к рабочим, в большинстве приезжим. Серега уже успел поделиться со мной своим мнением о том, в каких условиях нам придется работать, но то, что я увидел, превзошло даже самые сильные мои опасения.
На каждую из наспех закрепленных секций алюминиевых ригелей лесов было брошено только по одной доске, так непохожей на качественные пиломатериалы, «украшавшие» внешние, находящиеся со стороны проезжей части, стены здания. Они были перекручены пропеллером и мгновенно переворачивались, стоило наступить на любой из краев этой, язык не поворачивается сказать, «доски»: не деле – «грабыля», отброса деревообрабатывающей промышленности. Ходить по лесам можно было, только держась рукой за что – то устойчивое. Следующий день прошел значительно лучше.
Мастера, под руководством которых мы находились, наконец-то взялись за работу серьезно. В течение нескольких дней выставлялись маяки, по которым тянулись темно – серая шпаклевка первичного слоя. Стены быстро меняли свой цвет, мы были уверенны, что в течение двух недель сумеем закончить весь объем работ, и это придавало нам энтузиазма. Вот только с «продовольственным снабжением» было туго. В нашем рационе были только первые блюда, правда, весьма экзотические. Приготовленные Наташей жиденькие супы сдабривали одни лишь гусиные лапки, самое дешевое, что можно было купить на одесском рынке из тамошнего мясного ассортимента. Вечно пустой холодильник использовался для других целей: Лед на дне морозильной камеры, словно на веки вечные, принял форму шести уложенных в ряд бутылок «златогора» 0,75. По субботам, когда Саня со своей бригадой получали аванс, наша квартира стояла «вверх дном». На кухне было накурено и полно народу, радовалась музыка в исполнении Сердючки и Трафима, она вылетала в открытое окно и смешивалась там с другими звуками вечно многолюдной площади Деревянка, на которой движение не прекращалось и ночью.
На нас стала жаловаться, и мы, (часа в два ночи, конкретно подпитые), в отместку, стянули большой шмат копченого сала, который «соседка еврейка» вывешивала на ночь за окно.
Пес Каспер, всегда готовый принять участие в наших мероприятиях, как оказалось, еще и хулиган. Однажды, прейдя с роботы, кто – то из ребят обнаружил свои тапки разорванными на мелкие кусочки и разбросанные по всей квартире, после чего нам пришлось прятать свою обувь на шкаф.
Так прошла первая неделя нашего пребывания в Одессе. В течение следующей недели настроение наших напарников по работе стало меняться, и мы, в начале только интуитивно, почувствовали предвестие больших проблем. Жорино лицо больше не выражало радости, а с внешнего облика Виталика можно было писать карикатуру абсолютного пессимизма. Он жаловался на все, что бы ни происходило вокруг. Когда выходило солнце, он убегал домой, потому что его парило в свитере. А если погода портилась, он снова пропадал: ведь ему нужно было срочно одеться. Все началось с того, что мы познакомились с ребятами, работавшими невдалеке от нас. Они уже закончили шпаклевку. Но при попытке получить за нее деньги стакнулись с чрезмерно завышенными требованиями качества. Так обычно происходит, когда прораб, взявший на себя данный подряд, (с целью выслужиться перед заказчиком), самовольно завышает требования качества при приеме работы. Ребятам пришлось переделывать результаты своего труда. Андрей, их бригадир, примерно так объяснил нам ситуацию: на такой высоте, после снятия лесов, прием работы может быть только визуальный, и обнаружить с первого этажа малозначительные изъяны невозможно никоим образом. Прораб же, отвечавший за фасад, будучи явно малознаком с малярными работами, для перестраховки, проверяет качество стен правилом, о чем изначально никого не предупредил. Узнав об этом, Жора объявил нам, что маляром не является, что он вообще штукатур и до этого ни разу шпатель в руках не держал.
Нехотя поработав до конца недели, и каким то образом выклянчив себе еще один аванс, наши мастера пропали без вести, как это раньше произошло с вышеупомянутым Носом. Мы с Серегой остались одни.
Заканчивалась третья неделя нашего «фасадного сидения».
Это было похоже на осаду крепости. Каждая очередная идея захвата толкала на новый штурм, который, со временем уже предсказуемо, заканчивался провалом. Крепость не сдавалась. И тогда мы сами чувствовали себя в положении осажденных.
На соседнем же участке дело обстояло по иному.
Андрей со своей бригадой разбирал леса. Они шумели, орали песни, шутили, проносясь мимо нас со стопками ригелей – люди радовались окончанию работы. А наш участок фасада так и оставался серым на фоне уже побелевших этажей.
Нам было совсем не весело. Дожди изрядно намочили грабыли под ногами, работать было или сложно, или почти невозможно.
После того как ушли «мастера», нужно было сразу – же перейти на другую работу, но целый ряд причин и обстоятельств не давал нам сделать это.
Серега, как человек более коммуникабельный, и, в течение многих лет, занимавший лидерские позиции в нашей компании, взял на себя роль «парламентера».
Прошло несколько дней после того, как он лично познакомились с прорабом, взявшим на себя организацию фасадных работ. Лет ему было около тридцати пяти, родом он был из западной Украины, и звали его Славиком. В прошлом военный офицер, он уже успел зарекомендовать себя как человек деловой, т. е. Способный доводить начатое до конца, некого не обманывая. Нам же приходилось быть, и не только в его отношении, честными не в полной мере. Обвиняя неправильно выставленные маяки в причине задержки работы (то есть ушедших от нас Носа, Виталика и Жеру, которые за них отвечали), мы не словом не обмолвились о том, что сами специалистами не являемся. Виноватым был и наш бригадир Саня – мол: «набрал черте кого, проценты брал, а работу не контролировал, результат – один брак сплошной». «Вот они и смылись с авансом, а мы теперь должны отвечать за их грехи».
Славик поднялся с нами на леса, проверил работу правилом, показал, где и сколько нужно срубать топором наделанные нами бугры, обругал наших бывших товарищей и Александра, а затем объявил, что мы теперь работаем под его руководством. После того, но начал выдавать нам каждый день небольшую сумму денег в виде аванса.
Тогда мы «зажили», правда, не слова ни говоря об этом ребятам, которые находились с нами под одной крышей. О нашем сепаратном договоре со Славиком говорить откровенно своему бригадиру мы попросту побоялись.
Правила той игры были такими – каждый выживал, как может. И, разумеется, нас совсем не удивляло, когда Саня со своим напарником пили кофе по утрам, с нами не делясь, или уходили в город, как мы догадывались, попить пивка, тоже с собой не зовя.
В таком ритме прошли еще несколько дней нашего пребывания в Одессе.
Каждое утро приезжал Славик, вставал посреди двора и подолгу смотрел, задрав голову, на наше муравьиное копошение на лесах с ведрами и шпателями – без видимых результатов. Он уже давно начал подозревать истину и не единожды спрашивал, то меня, то Серегу – «ребята, вы точно умеете шпаклевать». Тогда нам становилось страшно.
Не по себе, наверняка, было и прорабу – ведь непрофессионализм людей, нанятых им на работу, автоматический становился частью его непрофессионализма, как человека, не способного руководить производственным процессом и рабочими, в нем задействованными.
Тем более что на вверенном ему участке работ полно было и других проблем, не только наших.
До этого Славик никогда не брался за шпаклевку, тем более в таких количествах. Он, как я понимал, думал превратить эту работу в «халтурку с целью дополнительного заработка». На практике же вышла сплошная головная боль. К примеру: люди, нарушив технологию нанесения структурной краски, закончили работу и поторопились снять леса. А когда сняли, оказалось, что краска нанесена неравномерно и это отчетливо видно. Пришлось нанимать промышленных альпинистов, которые, повиснув на канатах, перекрашивали фасад и брали за это баснословные деньги. Не менее сложные проблемы были везде.
Вообще в Одессе все крупные работы делались из пятых – шестых рук, каждая пара которых желала сорвать для себя максимум прибыли. При этом почти все те «кто с ложкой», стараются скинуть ответственность друг на друга и на того, «кто с сошкой».
То – же и здесь: официальный работник фирмы, занимавшейся данным строительством, поручил выполнение фасадных работ Славику, частному лицу. Тот же перепоручил их разного рода знакомым бригадирам, тоже называвшим себя «прорабами», но на практике оказывающимися лишь посредниками. Посредник лично в производственном процессе участие не принимает. Одним из таких «прорабов – посредников» оказался Мацик (это прозвище, я уж и не помню, что его по другому называли).
Тогда он лишь только раз промелькнул перед нашими взорами, порадовав нас несколькими шутками. Затем скрылся, явно опасаясь встречи со Славиком, или еще кем из начальства.
В дальнейшем мы узнали намного больше об этом ярком представителе того типа людей, которые отправляться в Одессу вслед за героями произведений Ильфа и Петрова.
Обладая очень приблизительными познаниями о строительстве, он бесстрашно брался за работу любой сложности, и, обыкновенно ее перепортив, улепетывал от своих заказчиков на полуразбитой копейке без аккумулятора (заводилась «с толкача»).
На это раз Мацик решил поступить умнее, сам за работу не взялся. Он «доверил» ее нашему Александру, потребовав, разумеется, проценты. Саня, в свою очередь (тоже пожелавший, наконец – то стать «прорабом») будучи под завязку загруженный работай, набрал малознакомых ему людей в качестве мастеров, а нас вызвал из Тирасполя как подсобных работников к ним, (это но делал тоже за проценты).
Вот вам и весь бедлам. И в центре него мы оказались.
В свое время понял его и Славик, и если поначалу, но показывался на объекте очень редко, то теперь мы его видели каждый день.
Но сегодня утром Славика не было. Я сидел на куске пенобетона, пил крепкий кофе и ощущал себя нелепым трутнем, которому поручили строить улей. Трудолюбивые пчелы уже закончили свою работу, они гудели в многочисленных коридорах нового дома, ожидая заслуженную порцию меда. Мне же хотелось схватиться за голову, и закричать караул – я просто не знал, как эту работу делать.
Вот в таком состоянии я, сегодня уже один, ждал Славика и вспоминал произошедшее вчера и сегодня утром:
- Ты же говорил, что умеешь шпаклевать. Предстоящий провал всей поездки был настолько очевиден, что теперь в этом можно было винить кого угодно. Серега, по-видимому, находился в таком – же полу истеричном состоянии, как и я.
- Да, говорил. Говорил, что сумел отшпаклевать маленький потолок под руководством специалиста. А суда поехал подсобником, тоже под руководство специалистов, или ты забыл договор. Ты опять начинаешь…
Это было продолжение уже позавчерашней, и очередной, нашей беседы с Саней по поводу того, «как будем заканчивать фасад». То, что мы с этой работой самостоятельно не справимся, было очевидно. А в уверения Александра: «продержитесь еще немного, и к вам прейдет помощь», мы уже не верили. Так – же понятно было, что сам он помочь нам не в силах – у него началось обострение туберкулеза. Саня отправлял к нам на помощь своих товарищей – на пол дня. Сам приезжал – не намного дольше – его здорово знобило. Даже вызвонил из Тирасполя некого Зайца (это прозвище) – молодого парня: «вот такого мастера», который, приехав вечером, здорово выспался на полу рядом с нами. Утром покрутился там и здесь на лесах, интересуясь у наших соседей – специалистов, какое здесь требуют качество. Узнав, что качество требуют высокое, он присел, о чем – то ненадолго задумавшись. Затем, объявив, что у него заболела в Тирасполе бабушка, и, даже не пообедав с нами, был таков.
После этого всем стало ясно, что помощи (в ожидании которой и продолжался весь наш спектакль перед Славиком), ждать неоткуда. И вот вчерашним вечером Александр, наконец – то решил – «все, собирайте инструменты и сваливайте оттуда». Будете работать с нами в Новокатовске, отрабатывать долг. Там Саня со своей бригадой ремонтировал частный дом.
Не знаю, насколько Сергея, а меня подобный вариант ну никак не устраивал. Я взял освобождение от занятий только на октябрь, который был уже на исходе. Теперь же приходилось бросать работу, в которую было вложено столько труда, и которая, (в случае ее окончания), могла принести неплохую прибыль. На Санином же окладе подсобника я мог только отработать как накопившийся в прошлом месяце долг за дорогу, питание и проживание, так и те задолжности, которые у меня появились бы за ноябрь. Получалось, что только через месяц я смог бы выйти по нулям и лишь на третий, а это был бы уже декабрь, что – то заработать. Обо всем этом, проезжая в маршрутке по еще сонным одесским улицам, думал я. С Серегой не делился – все это было оговорено с ним еще раньше:
«В вечерней школе меня будут ждать максимум до конца декабря (и то неизвестно), потом выгонят за прогулы. А вернуться без копейки денег в заснеженный Тирасполь, когда сложнее всего найти себе работу! И в столярке уже место занято. Да, положение»…
Серега отвлек меня от этих мыслей, неожиданно нарушив молчание:
Я не останусь на фасаде.
Что.
Я перейду работать к Сане.
Ты уверен, спросил я его, а самого как будто ударила новая мысль – «один человек с таким большим объемом работ не справиться. А если я останусь один, то «вынужден» буду просить у Славика людей. А это будут уже специалисты, с которыми я закончу фасад».
Да, уверен, ответил Серега и выскочил на первой же остановке.

Свет двух тысячаватных прожекторов тонул в непроглядной ночи, заполненной мелким холодным дожем и туманом. Приморская мгла начиналась в нескольких десятках метрах от находящихся под нами строительных лесов и почти скрывала огни центра Одессы.
Все свои силы мы бросили на эти стены, и казалось нам, что светового дня уже не хватает. Сроки поджимали, работу мы затянули, и Славик откровенно говорил об этом. Возникала опасность, что уже сама фирма потребует от него заменить людей, не справлявшихся с задачей.
Ведь остальная часть фасада уже была закончена под окрас, который нужно было производить сразу от первого до последнего этажа – таковы были условия. Мы тормозили работу наших коллег, которая велась этажами ниже. И тогда мы попросили у Славика два прожектора, для того, чтоб работать еще и ночью.
Был уже одиннадцатый час, моросил мелкий дождь, мы смертельно устали, а работы было проделано мизерное количество. Мы до тошноты напивались кофеем и проклинали все то, что создало условия, заставившие тысячи и миллионы подобных нам людей покинуть родные места для того чтоб обеспечить достатком себя и своих близких.
Сначала нас начал тревожить охранник, объясняя, что «работать ночью в таких условиях является нарушением техники безопасности», на что мы ему отвечали, что «работать в таких условиях вообще является нарушением техники безопасности, даже днем». Он развернулся, хмыкнув носом, и ушел.
А потом ведро, вырвавшись из ослабевших рук, улетело во тьму под ногами, и тело, по привычке совершившее движение за ценным, но упущенным предметом, чуть не полетело следом. И уже тогда стало понятно, что работу нужно прекращать. Это был только первый день нашего стахановского труда «в две смены». Домой возвращались на последних маршрутках.
И вот теперь я, уже один, пил кофе, и дожидался Славика для того чтоб попросить у него помощи.
Славик действительно дал людей. И не одного-двух, как я ожидал, а человек десять. Это были все те люди, деятельность которых замерла от первого, до последнего этажа занятого нами фронтона дома. Они сразу взялись за работу, на нашем этаже стало шумно и многолюдно. Как на заказ вышло солнце, и мир словно вынырнул из омута отчаянья и безысходности. Я потерялся в этой пестрой и шустрой толпе, которая, пользуясь хорошей погодой, стремилась побыстрей исправить и доделать начатое нами.
Здесь я познакомился с особой категорией гасторбайторов. Они тоже приехали на заработки, то есть были неудовлетворенны теми деньгами, которые могли получить за свою работу на родине. Но Большой Город затянул их, и они; или просто забывали, зачем сюда приехали; или уже считая себя жителями этого города. Возвращаться домой не собирались. Причем у некоторых на родине оставались семьи и дети.
Да, здесь действительно легче было заработать деньги. Но многочисленные соблазны, которыми переполнены такие города, отнимали у них эти деньги с еще большей легкостью, чем они зарабатывались.
Ведь в Большом Городе всегда можно затеряться, не отвечая за последствия своих дел; переходить с работы на работу, не стремясь удержаться на одном, пусть даже хорошем, месте. В Большом Городе ненужно задумываться о будущем: «ведь жизнь здесь – явление временное», как долгая поездка по железной дороге. Там можно не стирать носки, главное – доехать до нужной станции. Пусть даже поезд едет по кругу, не на одном конце которого нет такой станции. Потому что жизнь в Большом Городе легче и поэтому она легче.
А в месте моего проживания особых изменений не происходило. Просто теперь я вставал раньше других, приходил один на кухню, заваривал на всех чай. Когда ребята просыпались, я уже, быстро с ними попрощавшись, выходил за дверь. Возвращался я тоже очень поздно, и, стараясь никого не разбудить, быстро мылся, стирал носки и заваливался спать.
Правда, последние несколько дней перед окончанием шпаклевки фасада в моей задержке на работе необходимости не было – просто я, созвонившись с Олей, гулял с ней по центру Одессы. Это были выходные дни и, не смотря на довольно – таки холодную погоду, атмосфера здесь была праздничная. Я отчетливо ощущал здесь воздух настоящей свободы, и отлично понимал людей, которые, раз приехав сюда, уже не хотели никуда уезжать.

Быстро скатав матрас в угол еще не обклеенной кафелем ванной комнаты, я направился к умывальнику. Умывальником было чистое ведро из-под краски, в которое, из шланга, отведенного от системы водоснабжения, набиралась вода. Здесь не было никаких удобств. Это была находящаяся в состоянии ремонта квартира, обладавшая только одним положительным качеством для живущих в ней – за нее не нужно было платить.
Когда я вселился сюда, в оконных проемах еще не было стеклопакетов, они были затянуты пленкой. Поэтому единственным место, где можно было спрятаться от ночного холода последнего месяца осени, была ванная комната, до которой еще не добрались отделочники. В нее до меня поселился «Хохол», мужик средних лет, поляк по национальности, родом откуда – то из под Львова. Он, как и я здесь, учился монтажу гипсокартонных систем. Находился «Хохол» здесь уже третий месяц – столько делался ремонт, и Славик раздобыл для него невероятный предмет роскоши – раскладушку. Мне же пока достался только цементный пол да старый матрас.
Набирая в ведро горячую воду, и затем, умываясь, вспоминал, как все получилось.
Мы быстро заканчивали фасадные работы, меньше чем за неделю.
Приходил Серега, и я подолгу обсуждал с ним наши дальнейшие действия. Славик предлагал ему, как и мне, оставив Александра, перейти работать к нему в качестве ученика. Подобное право выбора мы получили бы только после возврата Александру всех долгов, в чем я, в случае получения денег, обещал помочь и своему товарищу. Славик же вообще считал, что мы ничего не должны моему экс – бригадиру, кроме денег за дорогу. Поскольку оказались у него в долгу по его же собственной вине. Как вы понимаете, он уже знал об истинном положении наших дел. Такие встречи происходили несколько раз.
А потом солнечная погода кончилась. Несмотря на завершение «работ по шпаклевке», деньги за них мы получить не могли. Зарядили частые дожди, красить мокрые стены было невозможно. Фирма – же соглашалась что-либо оплачивать только по окончанию этого, последнего этапа работ.
Получалась странная ситуация: Саня продолжал меня считать своим работникам (в чем я его совершенно не собирался разуверять, хотя бы только для того, чтоб тот мог спокойно переправить в Тирасполь мой паспорт, «временно здесь ненужный»). На деле – же я являлся работником Славика.
К тому – же у меня начался вынужденный «профессиональный отдых». У Сани же, в свою очередь, появилось занятие и для меня, и для Сереги (до этого он сидел без дела). Но работать я со своим бывшим бригадиром больше не хотел.
Поэтому, выполняя под руководством Славика различного рода хозяйственные работы, (например, транспортировку уже снятых лесов, которых было невероятное количество), я продолжал уверять Александра, что продолжаю «шпаклевать фасад». Но так продолжаться долго не могло. Поэтому я оказался на другом объекте в качестве ученика.
В рабочее время (которое начиналось в семь утра и заканчивалось поздней ночью), на объекте было полно народу, в основном гипсокартоньшиков.
Работа шла не очень быстро, поскольку люди постоянно менялись. Это происходило по двум причинам. Либо Славика не устраивало качество работы того или иного мастера, либо мастеров, умеющих хорошо работать, не устраивали расценки.
В настоящий момент у моего нового начальника был только один постоянный специалист, который и занимался моим и Хохла обучением. Правда, обучение было каким – то уж очень странно – лишь только через три месяца Хохлу (без надзора специалиста) позволили, смонтировать простенький и маленький потолок на балконе.
В основном мы выполняли тяжелую работу, за которую Славик расплачивался крайне скупо. Совсем недавно нам вдвоем пришлось поднять на десятый этаж по лестнице сто двадцать лисов гипсокартона, и это, поверьте мне, стоило немалых усилий. Как ни странно, но Хохол относился этому нормально, и мне пришлось самому вести серьезный разговор со Славиком о том, как будут оплачиваться работы, не относящиеся к нашей прямой обязанности – помощи в монтаже.
Я заканчивал умываться, вспоминая прошедшие несколько недель.
Славику удалось убедить руководство строительства в том, что, не смотря на непрекращающиеся дожди, людям нужно на что то жить, и в результате он получил часть денег за шпаклевку фасада. После этого я поехал со своим мастером на седьмой километр и купил себе зимнюю одежду, осень кончилась.
Представляю, какой скандал был на бывшей моей квартире, когда я не пришел ни вечером, ни на следующий день. Саня наверняка понял тогда, что я смылся. Действительно, он решил, что я его просто – напросто «кинул».
Серега знал, что это не так, знал и то, где я нахожусь – телефон Славика у него имелся. Хотя, представляю, как ему сейчас там несладко, думал я, видя перед собой прищуренные со злобной хитринкой Санины глаза: «ну что, смылся твой дружок, будишь и за него отдавать теперь должок», или что – то в этом роде.
Поставив чайник на маленькую электроплитку, я, в ожидании, пока он закипит, подошел к уже застекленному окну. Был первый день зимы, и город за окном весь покрылся серым в утреннем полумраке инеем. Если весь декабрь простоит минусовая температура, это будет просто катастрофа: красить фасад в холода нельзя.
С неба подали мелкие, едва заметные глазу льдинки. «Первый снег» подумал я с легким оттенком страха, тут же вспомнив то, как потерял оставшиеся после седьмого километра деньги. Уехав с оптового одесского рынка, мы здорово «отметили» тогда, по традиции строителей, мою первую получку. Потом я, в первый раз, решил пригласить Олю в какой ни – будь ресторанчик.
Вообще с этой женщиной, до тех пор, у меня складывались странные отношения. Несмотря на ту нежность, которую она дарила мне в наши нечастые встречи, я ощущал странную отчужденность и даже холодок в моменты, когда она внезапно задумывалась о чем-то, пустым взором глядя в угол комнаты. И встречались мы вблизи ее дома скрытно, проходя друг мимо друга как незнакомые люди. Это она объясняла своим нежеланием ненужных разговоров, ведь она только недавно рассталась со своим мужем: «здесь меня каждая собака знает».
В тот день я понял все до конца. Муж не ушел от нее насовсем. Он просто загулял, как с ним не раз случалось, и Оля решила тоже, в отместку, гульнуть «на лево». Это была обычная женская месть, только если женщины в таких ситуациях делают это открыто, да еще так, чтоб побольней ударить, она проделала все так, чтоб оно было «шито – крыто», по-видимому, чисто для себя. В тот день он к ней вернулся.
Я находился в центе Одессы, когда, после этого неприятного разговора с Олей по телефону, встретил своего бывшего коллегу «с фасада». С ним я, как и со многими, с кем мне пришлось работать, познакомился достаточно хорошо. Ему было около сорока лет, и он уехал из своего села на заработки, оставив дома жену с тремя детьми. Здесь, в Одессе, он жил с молодой девушкой, и все деньги, которые зарабатывал, тратил не нее, не смотря на свои уверения, что он здесь «для того, чтобы прокормить семью».
Мы пили с ним до часа ночи, а затем он, объявив, что «не в коем случае не может оставить меня здесь ночевать», (несмотря на мое явно нетранспортабельное состояние), проводил меня до Ж. Д. вокзала.
Здесь стояли такси, я влез в одну из них, назвал адрес, и, через силу ответив на пару вопросов водителя, заснул. Проснулся я от его сильных толчков в плече, и оказалось, что мы снова у Ж. Д. вокзала, правда, в отдалении от того места, откуда недавно тронулись. Таксист объяснял это тем, что, довезя до места, ни мог никак меня разбудить, постоял там какое то время и вернулся назад. И теперь я ему должен, «как земля колхозу», не смотря на то, что оказался от места, куда он должен меня был довести, даже дальше на несколько сот метров.
Мы заспорили и вышли из машины. Я соглашался заплатить ему требуемую сумму, но только в том случае, если он все же довезет меня до нужного мне места. Он же, требуя деньги, вообще отказывался меня куда либо везти. Мол «весь салон завонял мне перегаром, зачем я с тобой только связался, плати и сваливай». Мы начали уже ругаться, и я пожалел тогда, что сказал ему много лишнего о том, что здесь, в Одессе, делаю.
Он схватил меня за воротник, я выдернулся, мысленно уже планируя маршрут, по которому буду бежать. Тогда он, по видимому, вообразив себя каратистом, занес ногу к моему лицу. Я ее схватил, сорвал туфлю, и, бросив ее ему в лицо, развернувшись в строну переулка, успев сделать несколько шагов. И тут же получил милицейской дубинкой по голове.
Меня тогда, после хорошей взбучки, отвели в опорный пункт. Мало того, что у меня забрали все деньги и грозили тридцатью сутками ареста на время опознания личности, так еще и в окончание этого мне светила депортация. Но, на счастье, в кармане оказался Славика номер телефона. Я созвонился с ним, не смотря на позднее время – это нужно было сделать раньше, чем будет составлен протокол.
Славик приехал злой и сонный, о чем то поговорил с ментами, дал им «на лапу» и подвез к моей квартире
Сегодня у меня был второй за полтора месяца выходной – за это время я настолько отвык от этого ощущения, что просто не знал, куда себя деть. Уже несколько дней я был в квартире один, «Хохла» забрали на другой объект, и поэтому делал все, не спеша, раздумывая о том, сколько выиграл, связавшись со своим новым прорабом.
Организация, в которую входил Славик, состояла из нескольких человек – «прорабов», каждый из которых отвечал за выполнение определенного вида работ. Славик – за монтаж гипсокортонных систем, Дима – шпаклевку, а Сергей: сантехнику и электрику. Они набирали в различных местах людей без какой – либо строительной квалификации, обучали их, но лишь немногие оставались с ними работать. Оброк в тридцать – сорок процентов, который они забирали себе из заработка рабочих, мало кого устраивал.
Ученики на первых порах интересовали их только как дешевая рабочая сила, которой, под предлогом обучения, можно платить меньше, чем обычному чернорабочему. К тому же имеющий некоторые навыки ученик может, находясь под надзором мастера, выполнять и профессиональную работу, получая за нее меньше специалиста.
Загремел замок во входной двери в квартиру и на пороге появился улыбающийся Славик в компании, вы не поверите, моего друга Сереги. Серега, в отличие от Славика, совсем не улыбался. Постояв немного рядом с нами, Славик понял, что мы хотим остаться наедине, и удалился. Серега очень уклончиво говорил обо всем, что происходило на квартире после моего убытия, лишь ограничившись тем, что «Саня рвет и мечет».
Твой паспорт снова у него.
Как. Я был потрясен.
Вот так. Твоя мать передала его Наташе, чтоб ты поскорей вернулся домой. Я уже успел подумать – «передала, чрез кого», как новые слова заставили меня забыть о таких мелочах.
Она очень сильно заболела. Вот ее письмо.
Письмо было без конверта, уже изрядно потертое. Это был настоящий крик о помощи. Она писала, что ей нужно ложиться в больницу, а денег на лекарства нет. Прекрасно зная нашу медицину, я понимал всю сложность ее положения. Правда, я тогда еще не знал, что вся ее болезнь, это какая – то форм гриппа, а вовсе не воспаление легких, как я себе воображал.
Написать письмо такого содержания ее побудили как вечный страх перед любой болезнью, так и Серегины душещипательные рассказы о нашем бедственном положении в Одессе «без денег, еды и крыши над головой», а так же необходимость разобраться с вечерней школой. Что же побудило Серегу совершить такой поступок, до сих пор не знаю. Может быть, это было давление со стороны Александра (пользуясь влиянием среди Тираспольского криминала, он мог доставить нам кучу проблем в Тирасполе), а может, это просто была зависть, у меня ведь дела шли намного лучше, чем у него. Но, факт остается фактом. Мать передала через Серегу Наташе письмо и паспорт, и я снова оказался в кабальном положении, ведь обо всем произошедшем здесь она не знала.
Конечно, в той ситуации нужно было поступать по-другому. Не слова не говоря Славику о том, что собираюсь уйти от него, дождаться остатка денег. Затем, рассчитавшись с Александром, и забрав паспорт, уехать домой. Но адекватно соображать я тогда не мог. В беде находился самый близкий мне человек, и ей срочно нужна была моя помощь. Я забирал оставшиеся на «монолитке» Санины инструменты, и молился богу, чтоб с ней все было хорошо. Хотя давно уже перестал в него верить.
Только здесь, на чужбине, наверное, до конца понимаешь, как бесценны для тебя такие близкие люди в мире, где все отношения стояться только на почве личной выгоды. Термин – «деловые отношения» мне был тогда незнаком.
Я думал, что мне удастся убедить Александра в том, что, забрав у него документы, я вернувшись в Тирасполь, уже от туда вышлю ему деньги. Конечно, не сразу, дома, в те времена, их заработать было не сравнено сложнее. Но все же, как мне казалось, он должен был меня понять.
Пока Славик, подвозил меня к Саниному дому, мы молчали. Потом он нопомнил мне, что сегодня последний день зимы и спросил:
Письмо у тебя с собой. Я должен был тогда скорчить плаксивую рожу, и рассчитывая на жалость, дать ему его прочитать. Но это письмо было написано только мне, и некому другому. Поэтому я отвернулся к окну и только сказал:
Со мной.
Он больше ничего не спрашивал, и лишь только, выгружая инструменты, напомнил о договоре, который мы заключили, когда я уже полностью перешел к нему работать – если я возвращаюсь к Александру, он мне ничего не остается должен.

Обхватив обеими руками днище газового баллона, я медленно поднимался по разложенной до предела шестиметровой лестницы – стремянке, и чувствовал, как она прогибается под ногами. Сверху, ухватившись за винтель крана, баллон тянул Серега. Лестница была уперта в самый конек крыши одного из складов «седьмого километра».
Невдалеке от нашего места работы были припаркованны разнообразные транспортные средства. Когда их хозяева увидели, чем мы тут занимаемся, их как ветром сдуло – стоянка опустела. Наполнены пропаном газовый баллон, вырвавшись из рук и упав на землю, разнес бы склад до самого основания.
Склад предназначался для хранения рассады и семян цветов. Крыша его протекала, и это здорово вредило продукции. Был у заказчика и другое помещение, несравненно большее по площади, работа на котором нас ожидала в последствии удачного завершения нынешней.
Мимо нас, дав несколько гудков, прошел небольшой железнодорожный состав.
На территории складов «седьмого километра», едва не большей по площади, чем сам оптовый рынок, были проложены многочисленные железнодорожные линии. По ним сюда подвозились различные товары из одесского порта.
Мы, какое то время следили за разгрузкой состава, дожидаясь Мацика. Это он подкинул нам такую интересную работу: «монтаж мягкой кровли», и теперь должен был научить нас ее выполнять.
Вскоре появился он сам, забрался к нам на крышу, и, с шутками и прибаутками, поджег газовую горелку.
Очень скоро мы поняли, что Мацик имеет представление о кровельных работах не намного больше нашего. Видимо, он нашел заказ, сумел каким то образом договориться с владельцем склада, раздобыл где – то газовый баллон с горелкой и закупил рулоны биполя (с которым, собственно, нам и предстояло работать). Затем нашел человека, который на пальцах объяснил ему, что с этим материалом делать.
Поэтому, долго не парясь, Мацик тупо пнул распакованный рулон ногой, дав ему укатиться куда – то вперед и вкось, раскатываясь черной, пропитанной смолой лентой, и работа началась.
За время моего отсутствия в бригаде Александра произошли изменения. Натана все больше времени проводила в Тирасполе, куда забрала таки своего пса Каспера. Уехали домой и Леша вместе с тезкой нашего бригадира. Наступила зима – время, когда даже в Одессе падают расценки на строительство, и его к новому году становиться все меньше.
Саня особо на меня не злился. Он был рад, что сумел повернуть наше с ним дело, как он считал, в свою пользу. Теперь он мог не беспокоиться за оплату своего жилья. Это стала наша с Серегой забота: весь свой доход мы должны были отдавать ему в счет долга. Его же задача была найти для нас работу.
В принципе, это не так уж и сложно. Мы перебивались мелкими заказами, которые вынуждали нас часто курсировать по городу с инструментами. По началу я здорово опасался милиции, руководствуясь как своим личным опытом, так и многочисленными рассказами моих соотечественников о «сложностях решения вопросов» с правоохранительными органами, главным образом московскими. Но в Одессе таких проблем было значительно меньше.
Милиционеров на улицах Одессы, почти не было видно, да и относились они к приезжим, в отличие от москвичей, лучше. Со временем я позволять себе ездить в общественном транспорте прямо в робе, с двухметровым правилом в руках. Люди обращали на это внимание, и, не успев добраться до нужной остановки, я находил один – два неплохих заказа на ремонт жилья.
Спустя годы, уже в Тирасполе мне приходилось слышать различные случаи того, как люди, будучи на заработках находили себе работу. Так, например, мне рассказывали историю о том, как один парень ездил в троллейбусе по Одессе с правилом в руках, и искал, таким образом, заказы. Людей, которые могут выполнять такие заказы, тоже не сложно.
Было воскресное утро, и мы устроили себе выходной. Я неторопливо вышел из дома, и стал смотреть на крышу детского садика, по Брежневской традиции расположенного в центре жилого массива - «двора», который со всех сторон обступали панельные девятиэтажки. С крыши садика поднимался черно – смолянистый дымок, совсем такой же, как тот, что еще вчера коптил над «нашим» складом в рабочее время.
С нахальством, на которое только способны ответственные лица и непрошеные гости, я поднялся на крышу этого садика. Здесь работало четверо человек, и они действительно занимались мягкой кровлей.
Только мельком глянув на их работу, я сразу понял, что это опытные мастера. Ленты уже приклеенного биполя лежали у них идеально ровно, с равномерным нахлестом в местах стыков, и я тут – же, мысленно содрогнувшись, вспомнил нашу крышу. На фоне увиденного мной сейчас, она больше напоминала сцену из какого – ни будь юмористического каламбура про горе – строителей
Я поздоровался с ними и завел беседу. Видимо, мне удалось скорчить чрезвычайно серьезное лицо, и вести себя достаточно уверенно, поэтому мужики меня восприняли как потенциального работодателя.
Узнав их расценки, тут – же прикинул в уме: здесь можно неплохо нажиться – ребята брали за свою работу вдвое меньше того, что нам предлагал владелец цветочного склада. Предварительно записав телефоны, уходил от них, уже мысленно прикидывая, как буду договариваться с Мациком о том, кто – сколько прибыли получит от моего нового знакомства.
Но этому бизнес – плану сбыться так и не удалось. В первый же мелкий дождик наша крыша потекла, да еще больше, чем это происходило до ремонта. Мацик узнал об этом не от заказчика, (на его счастье, ведь деньги то он уже взял за работу), а от одной из его продавщиц. Не сказав больше не слова, он с лихорадочной поспешностью втолкнул баллон в багажник, и, чуть не забыв нас, ретировался. Аккумулятор для своего Жигуля он уже приобрел.
Вечером того же дня Мацик гостил у нас в квартире, жалуясь Александру на нелегкую жизнь выездного строителя – «и качество работы требуют невообразимое, и кинуть пытаются на каждом повороте». Мы не могли без улыбки слушать его пьяный бред. Но, после нового предложения, поступившего от Сани, но, как обычно, с Мацика подачи, наше настроение несколько изменилось.
В общем, нам нужно было сменить жилье. По мнению руководства, нынешнее было для нас слишком дорогим удовольствием. «Есть офигенныд дом. Двухэтажный. Там удобства, газ, вода, канализация. И стоит копейки. Просто сказка».
Но в сказки мы больше не верили, и напрямик спросили, почему так дешево. Оказалось – он немного недостроен – «совсем чуть – чуть». Но жить можно, тем более что в вашем положении особо выбирать не приходиться: «иначе вы ничего здесь не заработаете».
Когда мы увидели этот дом, то действительно «офигели», и совсем не «чуть – чуть». Он был даже не двухэтажный. Он был четырехэтажным, правда, четвертым этажом (или, для удобства обозначения, третьей палубой), был единственно туалет, построенный его хозяином, (в прошлом моряком), на манер корабельного гальюна. Подгивший трап спускал нас на вторую палубу – кухню, в которой, (с целью обогрева) всю ночь горели две газовые конфорки. Это происходило по двум причинам. Во-первых, неоштукатуренные стены первой палубы, (спальной комнаты), были выполнены настолько недоброкачественно, что пропускали доже легкий «закормовой» бриз. А оконные рамы были подогнанных так плохо, что ветер в них свистел даже тогда, когда клеенка, заменявшая в них стекла, переставала опасно прогибаться внутрь комнаты. Первый, цокольный этаж (трюм) нашего сарая, был по щиколотку залит никогда не замерзающей канализационной водой.
Зато нам повезло с соседями. Мацик, как оказалось, был родом из одного приднестровского села, большинство жителей которого были староверы. Они, видя наше бедственное положение, раздобыли большой рулон линолеума, которым мы прикрыли грабыли, пола в спальне. Края половиц невозможно было плотно подогнать, все равно оставались огромные щели, в одну из которых я однажды провалился по колено.
Они делились с нами своими продуктами, когда нам нечего было есть, а потом на время дали отличный масленый камин: «ребята, вы что, шутите, газ без конца гонять, вы ж задохнетесь в одну прекрасную ночь». А однажды, преперев Мацика к стенке, вполне конкретно потребовали от него перестать быть сволочью: «ты их бабки в казино проигрываешь, а они голодные сидят».

Кривое ровным без потерь не сделаешь. Это мне стало особенно ясно, когда, под руководством Мацика, мы с Александром занялись ремонтом квартир. Вообще этот род деятельности исключительно сложен. К извечным проблемам качества, (обычно предельно высокого), добавляется еще и психология постоянного контакта с заказчиком. Особенно если ремонт происходит в жилой квартире, в которой кто – то из членов семьи вынужден постоянно находиться. Людей раздражает как неизбежная грязь, так и само присутствие посторонних в их жилище, и способны они с этим мириться лишь до поры до времени. Потом происходит нервный срыв.
Заказчики зачастую сами затягивают работу, особенно когда с целью сэкономить не пользуются услугами дизайнеров. Облик интерьера создается по ходу ремонта, постоянно вносятся все новые предложения, а старые, и уже воплощенные идеи выбраковываться. Случается, что отделочникам приходиться перекрашивать стены просто потому, что заказчику не понравились сочетания цветов. В результате времени и денег на ремонт уходит значительно больше, чем изначально планировалось.
Идеально ровную поверхность крайне сложно изготовить даже на станке. Так, например, большая часть продающегося на рынках СНГ кафеля имеет, хотя и в долях миллиметров, кривизну во всех своих плоскостях. И с каждым новым рядом плитки эти изъяны приплюсовываются друг к другу, становясь в результате заметными глазу. Представите же себе как тяжело вручную «слепить» из такого кафеля ровную, как водная гладь, поверхность.
Между стеной и приложенной к ней рейкой остается щель толщиной в несколько миллиметров, через которую отлично пролезают доллары. Из зарплаты рабочего назад в карман заказчика. Это один из «московских» способов приема работы. Его использовали люди, желавшие прогнать, не оплатив работу «нерадивых» строителей.
Но на этот раз нам повезло. Вова, мужик, нанявший нас для ремонта маленькой комнаты в своей квартире, оказался представителем рабочего класса. Он знал, как тяжело достаться деньги, заработанные своими руками, и поэтому стремился создать для нас максимум комфорта. Он не отвлекал нас от работы ненужными разговорами и расспросами, не вмешивался в производственный процесс и не вносил ранее не оговоренных изменений.
Вместо этого мы получали великолепные обеды, которые готовила нам Вовина супруга, специально по случаю ремонта взявшая отпуск за свой счет.
Но Новый год, как и любой другой праздник, внес немало сложностей в нелегкую жизнь выездных строителей. По началу работа шла гладко, но, до первого аванса. Сразу после него забухал Мацик, и работа остановилась.
Дело вовсе не в том, что он был такой уж незаменимый специалист. Просто Сане стало обидно, что он будет вкалывать один, без него.
А потом, когда Мацика запой окончился, наступил Санин черед. Мацик покрутился, ничего толком не сделав, на нашем «объекте» около часа, потом заявил, что: «Саня урод» и ушел, не сказав, когда вертеться.
В таком ритме прошла вся неделя. Я сидел, ничего не делая, (потому что не умел), и ждал, когда же нас от сюда выгонят. Я и сам хотел убежать. Часами гулял по промерзшим одесским улицам, пока не понял, что в награду смогу получить только простуду. Злился на свое начальство и стыдился того, что задарма проедаю хозяйкины обеды.
Тем не менее, я был твердо уверен, что у меня идет рабочий день, поскольку договаривался с бригадиром о почасовой оплате. Теперь я уже не высчитывал с каждым новым днем частичку из своего долга. Его я уже перекрыл и теперь работал «в чистую прибыль».
Когда деньги у моего начальства кончились, и оно сумело, наконец – то, выйти на работу, Вовины нервы были натянуты до предела.
Мацик с Александром решили, что помощь подсобника на отделочных работах обходиться им слишком дорого, и отправили меня работать с Серегой. Серега с бригадой демонтажников все это время валил частный дом, и когда я к нему присоединился, работа уже почти подошла к концу – вывозился мусор. На все ушло несколько дней. Тридцатого декабря Мацик, как прораб, получил за демонтаж расчет и дожидался нас на квартире у Сани.
Знал я так – же, что и у Александра получилось взять аванс за работу, проделанную нами на квартире. То, что Вова после всех наших, известных вам, проделок, все же дал какие то деньги Сане, было просто удивительно.
Мацика на квартире еще не было, зато там «гудела» большая кампания – из кухни радовалось чоканье стаканов и девичий смех. Мы с Саней зашли в его комнату, где он сообщил мне, что все мои деньги он отдал в оплату за свою квартиру.
Это был предел. Проработать в Одессе без выходных три месяца, для того чтоб с тремя копейками остаться на новый год одному в поганом сарае: это было уже слишком…
Завязалась драка, в комнате оказалось полно народу, нас стали разнимать, а потом я вышел за дверь, получив на прощанье от Сереги обещание, что он как – то это дело уладит.
И вот я теперь пешком шел «домой», в «на вечном приколе застывший корвет с клеенкой вместо парусов». Была, конечно, хоть и слабая, но надежда, что Серега сможет уладить ситуацию. Хотя навряд ли: Александр мстит мне за мою «самодеятельность». Был еще один вариант: пережив кризис самого страшного нового года в моей жизни, остаться работать дальше с Александром. Но при этой мысли меня начинало трясти от злости. Еще можно вернуться к Славику, хотя неизвестно, как он меня примет. Да и найти его теперь было сложно – квартиру, которую он при мне ремонтировал, уже наверняка закончили, а его номера телефона у меня не сохранилось. К тому же я еще не забрал у своего бригадира паспорт. И, в самом крайнем случае – взять дубину и ограбить какого ни будь пьяного прохожего – вон их сколько гуляет. Но об этом я даже думать не хотел. Я жутко хотел вернуться домой, отдохнуть от этой бессмысленной и неудачной поездки и провести новый год дома, в кругу семьи.
В одиннадцать вечера раздался стук в дверь. На «первую палубу» вбежал явно пьяный Серега, тут же, ни слова мне не сказав, ринулся к своему шкафчику, и начал с лихорадочной поспешностью выкидывать из него вещи в сумку. Я попытался его приостановить, чтоб узнать, что произошло, и услышал нечто совершенно невообразимое: «Я бомбанул Мацика, забрал печатку и деньги. Пока пацаны за водкой ходили, мы с ним остались на кухне. Не хотел давать деньги. Сматываемся, они сейчас приедут. Я забрал твой паспорт». Паспорт он мне действительно отдал.
Я тоже собрал свои вещи, и мы выбежали на улицу. Уже находясь на приличном расстоянии от дома, остановились. Серега достал телефон и протянул мне его: «Держи, скинешь на «радиорынке», будут деньги на дорогу. Игра Последний Герой». Телефон был самой дешевой модели и к тому – же испорченный – работали только клавиши вызова и сброса, поэтому при помощи него можно было только отвечать на звонки. Его я мог разве что на хот – дог поменять.
Какой телефон, какой Последний Герой. У тебя же есть деньги.
Серега аж взвизгнул
Это мои деньги.
Я тебе не верю.
Я действительно не поверил ни одному его слову. Тогда он махнул рукой и убежал во

[Привыкший побеждать]

афигенно жизненно, 5 лет снимал жильё с парнем с схожей судьбой....

[Уфо-Раптор]

интересно. наше приднестровское гострбайторство когда нибудь закончиться

[Привыкший побеждать]

ufo писал (а)

интересно. наше приднестровское гострбайторство когда нибудь закончиться

вряд ли, даже если к молдове отойдем все равно ничего не изменится а может и усугубиться. Прочитал на одном дыхании повесть, Уфо, а что с тем парнем главным героем в конце стало он остался в Тирасполе?

[Уфо-Раптор]

То, что атмосфера в тот вечер была, скажем так, криминогенной, я думаю, понятно без лишних комментариев. Наша обоюдная неприязнь с бригадиром, хотя она и не проявлялась в открытую, росла с каждым днем. Но в том, что говорил мне Серега, я почему – то сразу усомнился: наверное, уже слишком хорошо его знал. Он был способен только на мелкие интриги. Говоря Славику и мне худое про Александра, в присутствие бригадира «сидел тише воды ниже травы» и даже пытался в некоторые моменты защищать его позицию. И его крики на едене со мной: что он из «Сани шапку сделает», вспоминая его прозвище, на деле заканчивались угрюмым опусканием глаз и молчанием. Все конфликтные беседы с ним приходилось мне вести одному. Но я тогда об этом не успел подумать – все происходило слишком стремительно. К тому же была вероятность, что я ошибаюсь, и Серега сказал правду.
Я объехал все одесские вокзалы, пытаясь найти хоть одну лазейку через украино – приднестровскую границу. Но без денег на Новый Год пробраться домой с моими документами было почти невозможно. Все, кто только работал в этот праздник, пытались на нем нажиться. А те деньги, которыми я располагал – небольшая сумма, вырученная от продажи железа, который хозяин демонтируемого нами дома хотел выкинуть на свалку, не хватило бы даже для того чтоб добраться до этой границы.
Город заметало мокрым снегом, людей становилось все меньше, а наряды милиции, которых вдруг сало необычайно много, рассматривали каждого прохожего с подозрением. Взвесив все за и против, я решил вернуться назад на «корабль». Дверь не была закрыта на замок, а в спальне горел свет – дом пребывал в том – же состоянии, в каком мы его оставили во время бегства.
Если бы кто – то приезжал сюда, то они бы вызвали хозяина, и тот бы закрыл дверь. Но, возможно, хозяин, по своему обыкновению, пьян до бессознательного состояния, и Мацик со своими друзьями все же были здесь после нас.
Я выключил свет и лег на диван. Мысли метались беспорядочно, и я никак не мог взять себя в руки. Необходимо было что то предпринимать, что то делать. Ситуация не могла быть безвыходной.
Представил себе увиденного мной совсем недавно в стельку пьяного мужика в дорогой дубленке, и тут же вспомнил кампанию знакомых спортсменов. Они ездили в Одессу и «бомбили» по ночам вот таких вот прохожих. Нет, невозможно.
Я понял, что не могу лежать, вскочил и начел ходить из угла в угол по комнате. Нужно отсюда, к черту, уехать. Нужны деньги… Деньги.
Взгляд упал на масляный камин. Это была единственно ценная вещь среди всего хлама, меня окружавшего. Я внезапно успокоился, и на меня навалилась усталость всего прошедшего дня. Наступила сонливость и отупение.
Мне сейчас очень не хотелось находиться одному, и я стал думать о наших соседях - староверах. Они уже уехали домой, но, я думаю, если бы они сейчас были здесь, моя ситуация исправилась в несколько лучшую строну. При этой мысли мне почему – то стало тошно. Я уже знал, что буду делать, и постарался поскорее уснуть, чтоб не терзать себя моральной стороной вопроса.
Проснулся очень рано, как – будто глаза закрыл – была ночь, открыл – уже рассвет. Освещенный тусклым утренним светом, некогда такой желанный город был чужой, пустынный и уже заметенный тонким слоем леденелого снега. Я спешил, держа в руках сумку с торчащим из нее камином, и был благодарен судьбе, что сейчас на улицах так мало народу. Казалось, весь мой облик кричал о том, что я вор, и осознание этого наваливалось мне на плечи, сутуля спину и пригибая к земле.
Лотошников на привозе мое предложение не удивило – они привыкли иметь дело с мелким ворьем и наркоманами. Уже засунув деньги в карман и направившись в сторону остановки, я немного успокоился.
Саня остался должен мне денег, но он вернет их не мне, а этим ребятам за камин. Я точно знал, что это будит именно так, хотя мне от этого легче не становилось.
В Тирасполе, спустя год, я встречался с Александром и узнал от него неизвестные мне подробности происходившего. Саня действительно отдал ребятам деньги за камин, причем его реальную стоимость, а не те копейки, которые выручил я от продажи. Никого Серега не бомбил, дал ему все, что причиталось, попил он водки и ушел, (когда понял, что больше не нужен), по дороге придумывая сценарий всего известного вам спектакля.
На таможне, как обычно, было столпотворение. Праздничный день расставлял свои расценки, и поэтому сегодня таможенники драли с нелегалов по двойному тарифу. Это как раз была та сумма, которой я располагал. Поэтому я, пробыв на заработках три месяца, действительно вернулся не только опустошенный, но и с очень нехорошим долгом.

Добавлено через 7 минут
вот такой вот неприглядный конец. я же говрил что не верю в положительных героев

[Ванлат]

Уфий , а теперь продолжение плиз с глубоким анализом произошедшего с выводами , и с тем как набравшись такого печального опыта ты изменил свою жизнь ......

[Уфо-Раптор]

[Sher]

По содержанию и сюжету замечаний нет, однако в любом художественом( а здесь явно есть такое желание создать именно его) произведении должна быть идея. которой все и подчиняется, даже если есть соблазн описывать все подряд..
Достаточно тяжело пробиваться к сути о ремонтной свистопляске сквозь всякие описания, характеристики и философские отступления, я этот рассказ читала через силу, а очень жаль, потому что материал гастарбайтерства очень актуален и интересен, да и труден для изучения изнутри...
Я бы все переделала)))

[alienora]

вы некомпетентны в этой теме.шер

[Sher]

Я не про тему - я про форму!

[УФО]

Скрытый текст (вы должны войти под своим логином или зарегистрироваться и иметь 5 сообщение(ий)):

У вас нет прав чтобы видеть скрытый текст, содержащейся здесь.

[Savannah]

Опытным путем выяснила, что надо 10 символов. Тут гуманее.

[Iriska]

flicka писал (а)

Опытным путем выяснила, что надо 10 символов. Тут гуманее.

чем гуманнее? чем где? везде ж 10, не?