[PMR]

Невесела хозяюшка. Согласен с ней. Молчу.
Дрова в печи ворочает, вздыхает над огнем:
в избе, мол, тесно очень ей, скорей бы в новый дом.
Мол, потому сердитая — на стенах лес стоит,
а ей-то негде, видите ль, купить хоть сто корыт.

Намучились с железом мы. У нас привыкли так:
корыта нынче режутся и кроется чердак.
Неплохо черепицею? Но жесть — она видней!
Коль стали ею крыться все, и нам сподручней с ней.

Что дорого — то дорого. Раз в жизни — не беда.
Да деньги все на сторону уходят, как всегда.
А трудодни? Работаем, идут, как говорят,
— натурою чего-то там и сколько-то деньжат.

Теперь мы ждем правления — дадут еще тогда...
Эх, жизнь бы подлиннее нам и мир чтоб был всегда!
Беда, коль пост подкатится,— ведь в доме как на грех
непроданными значатся вино, чеснок, орех.

Сам знаешь цены здешние. За полцены отдать?
Хотим, как все, мы, грешные, продать — не прогадать.
Сельчане самолетами на Север — то ли труд?
Глядишь —и подработают, деньжонок привезут.

И мой туда заявится с орехами, вином.
В другой мы раз отправимся уж как-нибудь вдвоем.
В Москве хочу быть очень я Мне надо в ГУМ зайти,
— хорошая там очередь и дешево, поди.

От нас уехал надолго на целину старшой.
И с ним делиться надобно всем тем, что за душой.
Прислать винца домашнего он часто просит мать.
Ну как, скажи мне, нашему сыночку отказать?

Да что-то почта путает — хитер пошел народ!
Не принимает бутыля, бочонка не берет.
Конечно, трудно белкою вертеться в колесе!
Вино сыночку в грелках мы шлем в Кустанай, как все.
Нальем мы в грелки градусы, а грелки — в чемодан,
и он с обратным адресом поедет в Казахстан.

На почте люди мелкие. Но все ж борьбу ведем!
И все пустые грелки мы опять пошлем с вином.

Вот это самый старший мой, вступил он в комсомол,
о целине не спрашивай — он сам туда пошел.

А этот — словно в луже был! Ну как его не сечь?
Чего, негодник, слушаешь? А ну-ка, марш на печь!
Он знается лишь с обручем, со змеем да юлой.
И где все это собрано? Не делится со мной.