[Боевой маг]

Познание истины писал (а)

Основное его послание возлюби ближнего всем сердцем как самого себя. Основа Гармонии Любовь. Любовь кульминация Гармонии.

А прочая Иудейская, Мусульманская и прочее - хрень - которая навязывает особенность - того или иного вероисповедания. Т.е. стремясь занять социально значимый статус перегибая Истину под себя. Ну и в таком свете формируя свою религию так, что она начинает обосабливаться - и отделяться - самоопределяться. Чтот я не встречаю религий направленных на религиозное сближение, объединение и единство.

А задача то быть лишь проводником ИСТИНЫ. Значит двигаться к Первоисточнику Истины - значит там все равны.

Вот хороший литературный пример из моей самой любимой книги - о том, как человек тщетно пытался спасти свою душу верой, но ему это не удалось.

— Эх, слова все слова… Брехня одна, пустозвонство! Дурак был, что к вам, дуракам, пришел. — Прохор, как всегда, был прям, груб, раздражителен. — Раз вы в святые лезете, вы в миру должны жить, людей спасать. А вы себя спасаете. Я думал — вы короли, мановением ока снимающие с человека все тяжести. А вы такие же нищие духом, как и всякий. Живые черви вы…
Прохор промучился еще два дня. И совершенно внезапно, без всякой связи с настоящим стало грезиться ему давно прошедшее. Вдруг развернулись, окрепли навязчивые думы об Анфисе. Куда бы он ни шел, чтобы ни делал, Анфисин образ с ним. Чтоб свалить себя утомительной работой, Прохор корчевал в одиночестве пни в лесу. Однажды его позвал голос: «Здравствуй, Прохор». Спину Прохора свело морозом, Прохор обернулся. Меж деревьями стояла в тумане Анфиса. Прохор крикнул — туман исчез. Прохор бросился бежать напролом, круша, как вепрь, трущобу.
Три дня подряд тяжелые видения терзали его. Он был охвачен страхом сойти с ума.
«Мысль моя затмевается», — с ужасом думал он. Живой, телесной поступью подходила она к нему ночами, оправляла в его изголовье веники, садилась рядом с ним теплая, нежная, что-то говорила. Тяжко восстав от сна, Прохор ничего не мог вспомнить из странных ее слов.
Прохор негодовал на себя, на старцев, на пустыню, не в силах понять, что с ним происходит. Уйти же отсюда с опустошенным нутром, не сбросив здесь тяготивших его злодеяний, он не мог… Что-то надо сделать. Может быть, нужно убить старцев, этих червей земли… Черт его знает, что надо сделать! Душа болит, проснувшееся сердце тоскует по Анфисе. Но — баста! К прошлому возврата нет, и нет охоты возвращаться в немилый дом, где кровь, к жене, к врагам своим. Так что же делать мятущемуся Прохору? Ему и здесь не жить… Ему нужно бежать, куда придется, быть может в село Медведеве на горькую Анфисину могилу, а если не выдержит душа, то перекинуть чрез сук сосны аркан и затянуть на глотке петлю.
Заросший волосами, грязный, ободранный, похожий на страшного разбойника-бродягу, однажды Прохор сказал Назарию:
— Я ухожу от вас. Обманщики вы с братом. Сулите то, чего не имеете. Прощай, старик! — с надрывом крикнул он, сел на коня и быстро, не оглядываясь, скрылся.