[PMR]

Но тут уж во мне просыпается литературовед. Вот он, Андрей Андронович Плоткин, бывший председатель колхоза, передо мною. Но ведь это не Семен Давыдов, а только его прототип. Что же «взял» из его жизни писатель для своего образа, какие случаи, эпизоды, черты характера? И, конечно, не просто «перенес» точь-в точь на бумагу, а в чем-то изменил, что-то добавил?

— Расскажите, — прошу я Андрея Андроновича,— какие эпизоды в «Поднятой целине» особенно напоминают вашу жизнь в хуторе Лебяжьем?

Плоткин на минуту задумывается.
— Многое, что есть в образе Семена Давыдова, действительно, имело место в моей жизни. Ну вот, например, «бабий бунт», так хорошо описанный Шолоховым. Он произошел в хуторе Нижне-Гороховском. Помню, дело так было. Еду на коне. Вдруг бежит навстречу мне один из бригадиров:
— Бабы зерно растаскивают!
Бросился я туда. Вижу, открыли бабы амбар, тащат на весы мешки с пшеницей, а потом выносят на арбу. Встал я рядом с конем— решил не выпускать. Уговариваю, хочу время выиграть, покуда свои не подоспеют. Нагрузили бабы подводу мешками, начали кокя выводить. Я — не пускать. Бросились на меня, стали терзать. Что делать? В кармане наган, но покажи его только — озвереет толпа! К тому же за плетнем казаки сидят, смотрят да покуривают. Кто-то мне шепнул, что в леваде притаились другие — с обрезами. В общем, поцарапали меня изрядно, разорвали бушлат, тельняшку.
Вдруг крик:
— Милиция!
Бросились бабы кто куда. А это, оказывается, прискакали с поля казаки, поднятые бригадиром. Завернули они подводу, стали сгонять баб во двор. Я же прислонился к плетню и думаю скорбно: как же не мог предотвратить этого выступления. Печально на разорванный бушлат смотрю: в чем же теперь ходить буду? Бабы вопят: «Арестуют нас! казнят!». Вижу, и тут положение надо выправлять. Проходит мимо казачка, я подмигнул ей. Она засмеялась. Шутку подхватили и другие. Гляжу — заулыбались... В общем, улеглась вскоре паника...