[PMR]

Есть у нас под Каменском небольшой хутор Чебота- ревка. Так вот приехал туда в семнадцатом году на побывку казак, георгиевский кавалер Никанор Миронов. Отец его (вылитый Пангелей Прокофьевич из шолоховского «Тихого Дона») по этому случаю собрал всю родню. Сидят за столом, беседуют, слушают рассказы фронтовика, самогон рекою льется. Как водится, зашел разговор о большевиках. И вдруг выясняется, что Ни-
киаор — большевик. В комнате — мертвая тишина. И тут отец как затрясется, как заорет:
— Проваливай отселева, большевистское отродье! Заре-ежу!!!
Старик выскочил из хаты, вбежал обратно с огромным колом. Секунда — и сын уже лежит с проломленным черепом. А спустя несколько дней хуторяне читали приказ войскового атамана Каледина:
«За проявление патриотизма, мужества и решимости в борьбе с изменником Дону сыном Никанором Мироновым... Тихона Миронова, урядника, произвести в старшие урядники и представить к награждению Георгиевским крестом...»
Семен Иванович умолк и сидел, словно прислушиваясь к звукам, доносящимся извне. Я тоже молчал, ожидая, о чем еще расскажет он. Не люблю прерывать вопросами, если чувствую, что человек сам расскажет достаточно.
— Да... такая борьба была у нас на Дону — не на жизнь, а на смерть. Но ведь и мы не сдавались: не из такого теста слеплены. Был у нас в то время особенный человек — опытный подпольщик, убежденный большевик Ефим Афанасьевич Щаденко. Для меня, неграмотного бедняка, мальчишки на побегушках у портного, был он духовным отцом. Помню, стал Щаденко понемногу со мной беседовать, а потом разные поручения давал. А там и пришел я прямым путем к партии большевиков.