[PMR]

В руках у меня сборник «Люди и книги» Чуковского. Я не могу дочитать спокойно до конца: вскакиваю, бегаю По комнате, заново скольжу глазами по только что прочитанному. Я много читал о Некрасове, о Маяковском, п Леониде Андрееве. И был уверен: знаю о них почти Все. А тут три очерка по нескольку страниц. Написаны обычным русским языком, без штампов и сусальных украшений. И как они перевернули все в моем сознании! Русские писатели из монументов с афоризмами на замерзших устах вдруг явились ко мне живыми людьми— с чудачествами, странностями, с человеческими печалями и радостями. Я читал эту книгу не как литературовед, а как книгочий, дорвавшийся до увлекательного романа! Верно сказал Иоганн Вольфганг Гете, что оригинальность писателя не в том, что он преподносит нам новое, а в том, что умеет рассказать о вещах так, как будто о них мы никогда и не слыхивали.
В тот же день я написал восторженное письмо Чуковскому. Возмущался, что его интересная книга издана небольшим тиражом. Получить ответ не надеялся: есть ли у него время отзываться на каждое письмо. И вдруг неожиданная весточка!
«Спасибо, дорогой Борис Дмитриевич, за Ваше дружественное письмо. Всю жизнь мне суждено быть автором книг, которых «нигде не достать». Детские мои книги «Мойдодыр», «Айболит», «Муха Цокотуха» давно уже стали невидимками. Я, автор, не могу купить ни одного экземпляра. То же самое с книгой «От двух до пяти». Сейчас в Москву приехали иностранцы — просят подарить эту книгу — у меня ни одного экз.
С книжкой «Из воспоминаний» то же самое. Так до конца моей жизни вся продукция — дефицитный товар.
Письма Вашего о детском языке я не получал. Пожалуйста, не сочтите за труд написать его вновь — буду Вам от души благодарен.
Ваш Чуковский».